Прошедшие войны

В доме он хотел разжечь печь, но в комнате гулял сквозняк, под разбитыми окнами, на деревянном полу образовались небольшие бугорки снега. Внутреннее беспокойство и страх тревожили его, не давали ни минуты покоя. А родной дом стал покосившимся, неуютным, холодным. Старику было мучительно и в своем доме, и в родном селе. Вдруг он вспомнил о кладбище, и ему почему-то показалось, что там, среди могильных памятников ему будет легче и спокойнее. Он с манящей надеждой выскочил из дома и направился в густых потемках в сторону кладбища — газавата. У пересохшего русла родника не остановился, шел дальше, от этих отвергнутых мест, искал себе покоя и забвения. Прямо в грудь ему дул пронизывающий до костей, порывистый ветер, в лицо впивались острые, холодные снежинки. Метель напоследок разгулялась: свистела отчаянно в ущелье; бесцеремонно качала могучие кроны деревьев; иногда замирала на мгновение, и когда казалось, что все прошло, вновь в бешенной коловерти будоражила мир. Было холодно.

Последний подъем перед кладбищем был наиболее тяжелым. На четвереньках Цанка полз вверх. Тропинки не видел, шел наугад. Сухой, ледяной снег тонким, игривым слоем покрыл замерзший с вечера грунт. Все было скользким, чужим, недоступным, безжизненным. Однако старик все полз и полз, упрямо лез вверх, как-будто там его ждало земное благоденствие.

На рассвете метель улеглась, все кругом покрылось снежной белезной. Однако ясности не было: тяжелые, черные тучи низко легли на землю, подавили своей мощью горную долину.

Наконец Цанка добрался до кладбища. С сожалением понял, что желанного спокойствия не обрел. Только еще одна горькая мысль пришла в голову: «На этом, родном кладбище, из огромного рода Арачаевых похоронено только несколько человек: жена дяди, его первая жена и два сына. А остальные родственники погибли в чужбине, в неволе, в войне… А мне видимо хотя бы в этом повезло. Я умру здесь, и наверняка меня похоронят здесь». Эта мысль заманила его, даже прельстила. Радужная перспектива возбудила, зажгла в нем старческий энтузиазм. Почему-то Цанка решил, что он должен вырыть для себя могилу.

С наслаждением долго выбирал он место для своего погребения. Это занятие оказалось настолько занимательным и азартным, что он не заметил, как тяжелые тучи расползлись и над головой раскрылось высокое, синее, чистое небо. Только редкие, потрепанные облака, на большой скорости пролетали вдалеке по горному небосклону. Мир стал ярким, свежим, блестящим… Цанка с удовольствием стал копать. Правда сил было маловато. Все делалось медленно, тяжело, но все равно яма росла. От работы его оторвал нарастающий гул. Цанка протер вспотевшие очки, огляделся. Над Дуц-Хоте летали вертолеты, в село с двух сторон въезжали многочисленные, черные вереницы бронетехники. Еще долго смотрел Арачаев по округе, и вдруг увидел, как на белоснежном склоне горы, там, где был вход в пещеру появилась человеческая фигура. «Это знает только местный, — пронеслась нервная дрожь по телу старика, — Неужели внук? Нет… А может боевики? Да. Скорее всего». В это время человек по снежной тропе стал спускаться, споткнулся, и полетел кубарем вниз к пересохшему истоку родника. Из-за склона горы, остальное действие Цанка видеть не мог. Однако сердце тревожно екнуло, вновь защемило грудь. «Нет, нет, местный бы так не упал» — успокаивал себя Арачаев. В это время один из вертолетов завис в районе родника, другой закружился над кладбищем. И буквально через несколько минут Цанка увидел как в его сторону, по покатому склону горы, оставляя на почве глубокий черный след, двигался на большой скорости бронетранспортер. На последнем, крутом подъеме машина забуксовала, заартачилась, как старая кляча, много раз, вновь и вновь пыталась преодолеть последний рубеж; рычала, коптила, бросалась резко вверх и ползла в бессилии юзом вниз. От выпускаемой мотором броневика гари склон горы почернел, покрылся сажей, завоняло нефтью и жженной резиной. Изрядно намучившись броневик заглох. Из него выскочили семь, до зубов вооруженных вояк и бросились бегом к кладбищу. Окружили Арачаева. Шесть автоматных дул и пистолет уперлись в одну цель.

— Руки вверх! — командовал офицер, — Я кому говорю, поднять руки. Брось лопату. Документы.

Старик подчинился приказу.

— Где документы? — вновь визжал старший.

Когда еще бежали военные по кладбищу Цанка обратил особое внимание на этого высокого, стройного офицера. Что-то, на удивление знакомое было в этой фигуре, в походке, даже в манерах. В сознание старика этот офицер кого-то упорно ему напоминал. Теперь, когда этот военный стоял прямо перед ним, Арачаев еще внимательнее вгляделся в него, даже протер для этого очки. Смугловатое, вытянутое, скуластое лицо, большой, даже очень большой, с горбинкой нос, голубые, круглые, блестящие глаза, сросшиеся брови, высокий лоб. «Так ведь это мой брат Басик, или нет, даже дядя Косум» — с удивлением подумал старик.

— Я спросил, где паспорт? — вновь грубо фыркнул командир. Еще много он задавал едких вопросов, потом достал из большого нагрудного кармана рацию.