– Константин жив! Он не умер! Врачи сказали, что это невероятно, но он выжил!
– …Я же рассказывала вам, что, как только впустила врачей, смоталась, вот поэтому я и не могла знать, что Константин Васильевич остался в живых! – закончила свой рассказ Лида.
Охи, ахи, недоверие в глазах, всплески руками и удивленные возгласы остались позади. Все мирно пили кофейный напиток. Кофе, ячмень и желуди. Если не называть его кофейным, то этот напиток был вполне даже приятным на вкус. Пили с земляничным печеньем, эту вкуснятину просто так в магазине не купишь, она была в продуктовом заказе к Новому году, как и сам напиток.
– В четверг попробую узнать, в какой он больнице, об этом Марк Маратович может знать.
– А нас пустят к нему? – спросила Ира. – Во-первых, дети. Во-вторых, в таком количестве.
– Нет, конечно. Это вам не 2020 год, сейчас в больницах все строго: только в часы приема, только по одному, обязательно халат и тапочки. Вы помните эти огромные смешные тряпочные тапки в больницах и музеях? – засмеялся Витька.
– Я все-таки попробую, – сказала Лида. – Кроме нас у него никого не осталось. Я попрошу Марка Маратовича сходить к Константину в больницу со мной, может, уговорим там, пропустят вдвоем.
И вот в пятницу Лида в сопровождении художника пошла к Константину Васильевичу в больницу. Лида потратила немало денег из своего потустороннего запаса, купив на рынке хурмы, мандаринов и гранатов. Как Марк Маратович договаривался, Лида не слышала, но их пропустили вдвоем.
Заглянули в палату к Константину. «Интересно, это интенсивная терапия или простая палата? Наверное, простая. И хорошо, что уже не реанимация – туда бы не пустили». «Голова обвязана, кровь на рукаве», – некстати вспомнилась Лиде песня из репертуара их трио. Константин, как Щорс, лежал с перевязанной головой, вид имел бледный. Но главное – живой! Они подошли к его кровати. Константин не спал, внимательно посмотрел на посетителей.
– Здравствуйте, Константин Васильевич! – У Лиды сорвался голос, Марк Маратович погладил ее по плечу.
– Как вы себя чувствуете? – спросил художник.
Константин молчал. Лида и Марк Маратович переглянулись. Лида уже хотела повторить погромче, может, у человека после такой травмы слух снизился, но Константин тихо, но внятно спросил:
– А вы – кто?
Сидели тихо, как на похоронах, каждый думал о своем. Лидин рассказ о посещении Константина всех просто раздавил. Амнезия. Страшное слово. Страшное и для самого Константина Васильевича; кто знает, что еще он забыл, какие участки воспоминаний для него теперь недоступны. А ведь он ученый! Страшное и для всех троих – какое же это разочарование после надежды, которой они жили, получив доброе известие о Константине.
– Лид, тебе следовало его хорошенечко растормошить, разговорить. Ты хорошо пробовала? – Ира не хотела смириться с очевидным.
– Сто раз и все по-разному, пока меня из палаты не вывели. Не узнавал он меня, и все! И Марка Маратовича не узнавал. Но это понятно, они знакомы-то не были, тот ведь дачу осенью купил, когда Константин в какой-то командировке был.
– Да ладно тебе, называй вещи своими именами – твой Костик появился из комнаты, где машина времени стоит. Из командировки он вернулся, ха! Из командировки по времени, помнишь, он про 1985 год говорил…
У Витьки, как всегда, фонтан теорий. Но эта, пожалуй, имела под собой прочный фундамент – Константин действительно появился в дверях комнаты, из которой больше никуда нельзя войти-выйти.
– Что делать будем? – спросил Витя.
– Я не отступлюсь, – вдруг решительно заявила Лида. – Буду к нему в больницу ходить, когда выпишут, буду по дому помогать. Не всегда амнезия – приговор. Бывает, люди все вспоминают, нужно только время и какой-нибудь толчок.
– Я в доле, – сказал Витя. – И ты тоже!
Ирка согласно кивнула.
– Ты же не сможешь у него каждый день бывать, пусть даже через день, все равно для одного это много! А мы с Витей по очереди тебя заменять будем. – Ирка уговаривала Лиду так, как будто та отказывалась. – А родителям скажем, что мы в тимуровский отряд записались, одиноким бабушкам за хлебушком ходим и революционные песни поем.
«Нет, положительно, перемещение во времени сказалось на Иркиных способностях положительно». Лида улыбнулась своему немудрящему каламбуру…
Приближался Лидин день рождения.
– Ты седьмого ко мне придешь на ДэРэ? – Лида поймала Витьку на перемене. – Собираю детский сабантуйчик.
– Да ты что! Пятнадцать? – встрепенулся Витька. – Тогда сабантуйчик уже не детский, а подростковый. Что в подарок хочешь?
– Я думала пишущую машинку просить у родителей. Или самой купить на «потусторонние» деньги.
– Зачем нам с тобой две? Забирай мою, у меня на ней никто все равно не умеет печатать.
– А родители отдадут?
– Договорюсь. Да они даже и не заметили бы.
– Ладно, тогда это и будет твой подарок.
– Э, нет! Так не годится, я сам что-нибудь придумаю.