Прошлое

Насколько появление Римини повлияло на эту женскую компанию, можно было понять по тому, как, собравшись в один прекрасный вечер в недостроенном баре, они вдруг всерьез стали обсуждать возможность изменения названия. Автором идеи «Адели Г.» была Фрида Брайтенбах, и за два года, прошедшие с момента ее смерти, никому и в голову не могло прийти подобрать их клубу какое-нибудь другое имя. Но если возможны такие чудеса, как возвращение Римини и счастливая совместная жизнь двух любящих людей, то какой смысл ассоциировать себя в глазах окружающих с Аделью Гюго — младшей дочерью великого французского писателя. Это стало казаться кое-кому из соратниц Софии серьезной идеологической ошибкой. С того дня, когда началась эра Постримини — этот термин придумала София, не предполагая, насколько хорошо он приживется, — ее подруги стали сомневаться, что в их жизни все так безнадежно, как было у Адели. Об этом они и решили поговорить как-то вечером, устроив себе импровизированный стол из какой-то доски, а стулья из стопок кирпичей, разложив яблочный штрудель и расставив бокалы с куантро в холодном помещении, которое они пытались обогреть при помощи строительных горелок, использовавшихся каменщиками при ремонте. Никто не подвергал сомнению величие страсти Адели, но ее трагическая судьба перестала устраивать этих женщин в качестве метафоры их собственной жизни. Адель ведь не только полюбила раз и навсегда английского офицера Пинсона, с которым познакомилась, когда он заглянул к ним в дом на спиритический сеанс, организованный ее отцом, — но и отвергла для себя все иные возможности устроить свою жизнь и найти себе место в этом мире. Она для начала отвергла единственного по-настоящему любившего ее мужчину, несчастного Огюста Вакери, бросила тяжелобольного отца — он увидит ее лишь спустя много лет, когда будет определять совершенно помешавшуюся дочь в клинику Сан-Манд, где она и проведет последние сорок лет своей жизни, играя на фортепиано, поливая цветы в саду и исписывая страницу за страницей в своем дневнике зашифрованными текстами. Оставила она и мать, в честь которой ее назвали, и двух братьев — Шарля, переводчика Шекспира, и Франсуа-Виктора, получавшего модную в те годы профессию фотографа. В конце концов она покинула и Гернси, маленький островок в Ла-Манше, куда ее отец эмигрировал из Франции после государственного переворота, устроенного Наполеоном Третьим. Все, Адель оставила абсолютно все для того, чтобы отправиться в путешествие — трудное, опасное и, учитывая представления, господствовавшие в ту эпоху, — а речь идет о второй половине девятнадцатого века, — скандально рискованное для женщины, которой не исполнилось еще тридцати. Сначала она отправилась в Канаду, в Галифакс, где, по имевшимся у нее сведениям, квартировал полк Пинсона; затем настала очередь Барбадоса, а после — и других мест, куда она следовала за любимым. Чтобы оказаться поближе к нему, ей приходилось идти на немыслимые ухищрения: она представлялась то его женой, то называлась именем Леопольдины, своей покойной сестры, утонувшей вместе с мужем во время кораблекрушения; однажды она наняла гипнотизера, который должен был внушить ее возлюбленному, пока тот спал, мысль том, что они, Адель и Пинсон, должны быть вместе; увы, чары рассеялись, как только Пинсон проснулся: если во сне ему и казалось, что Адель Гюго играет в его жизни какую-то роль, то наяву он по-прежнему считал, что вполне может обойтись без нее. Все это пагубно сказалось на психическом здоровье Адели, и через несколько лет странствий она, по возвращении домой, была помещена в психиатрическую клинику, из стен которой ее освободила смерть, наступившая в 1915 году, в разгар Первой мировой войны. Взбунтовавшиеся подруги Софии заявили, что имеют полное право требовать перемены названия бара в связи с тем, что не хотят числиться в последовательницах женщины, которая не просто сильно любила своего избранника, но была сумасшедшей, превратившей великую религию любви в дурманящую разум напасть, в болезнь, в бессмысленную жертвенность и столь же бессмысленную трагедию.