ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Итак, он был обязан ей жизнью. И, как и всякий уважающий себя должник, больше всего боялся, что в один прекрасный день кредитор появится на пороге его дома и заберет все, что принадлежит ему по праву. Римини прекрасно отдавал себе отчет в том, что не сможет рассчитаться с Софией, но вместо того, чтобы успокоиться, осознав этот непреложный факт, он чувствовал себя, как человек, которого за неуплату пожизненного долга ведут на эшафот. Он задумывался над тем, какие альтернативные формы платежа София могла принять хотя бы в качестве процентов по долгу: встретиться с нею, чтобы разобрать наконец эти чертовы фотографии, или, например, созваниваться раз в неделю, или даже встречаться — просто так, по-дружески, чтобы поболтать с четверть часа о всяких пустяках, а потом, когда пройдет неловкость первых минут встречи, предаться воспоминаниям о том, что связывало их в прошлом; Римини уже составил было для себя предварительный график этих платежей, но — вот ведь незадача: София как сквозь землю провалилась. Шли дни, и Римини постепенно перестал ощущать себя агнцем, отданным на заклание и смиренно ожидающим разящего милосердного удара, — он чувствовал себя все более сильным, уверенным в себе и готовым к непростым, но конструктивным переговорам по поводу условий выплаты. Теперь ему казалось, что долг был, несомненно, значительным, но вовсе не был неоплатным. И вот, когда он вновь ощутил вкус к жизни, когда перестал бояться, что не разрушит ее какой-нибудь преступной небрежностью, когда вдруг осознал — ему даже