Прошлое

Пусьер приезжал на следующей неделе. Нужно было набраться сил — для этого у них в распоряжении оставался целый уик-энд, удлинившийся на один день из-за какого-то праздника. Резонно полагая, что визит лингвиста не оставит Римини ни одной свободной минуты, они решили провести эти три дня вместе, воспользовавшись для перемены обстановки домом родителей Веры в Валерия дель Мар. Добирались они туда на автобусе — ночью, скрюченные в три погибели, прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться, и спасаясь от буквально полярного холода слабым, невкусным, но восхитительно горячим кофе, который изрыгала из себя автобусная кофеварка, сама кашлявшая, чихавшая и дрожавшая. Дополнительными привилегиями поездки первым классом были входившие в стоимость билета сухарики и короткие, грубые и влажные пледы, которые водитель-сменщик раздал пассажирам, как только стемнело и в салоне автобуса выключили свет. Римини сидел со стороны прохода и, уже засыпая, увидел в двух рядах перед собой чью-то выставленную в проход ногу в ботинке с развязанными шнурками и высунутым язычком; тут Римини понял, что за запах висел в салоне — точнее, смесь запахов: несвежих носков, влажной ткани обивки сидений, испарений мочи, пробивавшихся сквозь дверь туалета; к этому добавлялись запахи табака, дешевых духов и одеколонов и щедро распыленного ароматизатора «хвойный лес». В этот момент Римини даже не почувствовал, а именно убедился, что любовь и есть та алхимическая реакция высшего порядка, которой одной лишь дано превращать убожество окружающего мира в величайшее блаженство и роскошь. С этой мыслью он и уснул, убаюканный мерным, уютным дыханием спавшей у него на плече Веры.

Через какое-то время он проснулся от неожиданно вспыхнувшего в нем предчувствия опасности. Открыв глаза, он тотчас же был вынужден снова их прикрыть из-за слепящего яркого света Римини чуть было не закричал, но успел осознать, что яркое пятно впереди не только приближается, но и раздваивается, а самое главное — смещается влево; в общем, заставив себя открыть глаза еще несколько секунд спустя, он уже довольно спокойно проводил взглядом встречный автобус, с которым они разъехались на совершенно безопасном расстоянии. В салоне вновь стало темно. На экране подвешенного к потолку телевизора бегал толстый актер-комик, герой которого, выдавая себя за врача, нацепил белый халат; он держал в руках огромный шприц и норовил воткнуть его в филейную часть рыжеволосой дамочки, в свою очередь бегавшей от него по всему кабинету в одних панталонах и лифчике. Римини в состоянии полудремы смотрел на все это безобразие — и вдруг почувствовал сильнейшее желание. Он повернулся, прижался к Вере, спавшей спиной к нему, и стал медленно, мягко и незаметно тереться о ее тело; к тому же — автобус трясся, сиденье под Римини вибрировало, так что он быстро кончил. Все прошло легко и спокойно; сон сгладил стеснение и стыд, так что, вспомнив об этих мгновениях на следующий день, Римини мог только блаженно и мечтательно улыбнуться; он, кстати, всякий раз вспоминал об удовольствии, полученном им в автобусе, когда занимался любовью на новом месте, каким для них с Верой был дом ее родителей. За выходные они предавались плотским утехам не менее полудюжины раз — и всякий раз меняя комнату, в соответствии с программой физкультурно-туристических мероприятий, которую Вера разработала.