Прошлое и будущее

С музыкантами Виктором и Франсуа Рабба и режиссером Дани Брюне

«Эдит была чудом. А чуду невозможно сопротивляться…» Эдди Баркли, владелец студии звукозаписи, Азнавур и Ив Монтан

Встреча с бабушкой после долгой разлуки

С женой Уилой и детьми

В гостях у младшего сына Николя в Монреале

«Дьявол и десять заповедей», реж. Жюльен Дювивье (1962 г.)

С Франсуа Трюффо во время съемок фильма «Стреляйте в пианиста» (1960 г.)

«Переход через Рейн», реж. Андре Кайятт (1960 г.)

Во время репетиции в Москве

Выступление в «Карнеги — холле»

«Королевские почести».  Шарль Азнавур на приеме у королевы Великобритании Елизаветы II

«Патрика любили все…» Старший сын Азнавура, умерший в 25 лет

«Она просто протянула мне руку и сказала: „Я — Лайза”». С Лайзой Миннелли

Концерт в Армении

«В Грузии с Патриархом Алексием II и новым Католикосом Армении Гарегином II»

«Папа Римский Иоанн Павел II и я»

Отцовская тележка

И вот мы отбыли в «Америки» — так, наверное, будет правильней сказать. Мы ничуть не сомневались, что нас с распростертыми объятиями ждут Бродвей, джаз, мюзиклы, все те места, которые мы знали только по американским фильмам, и, чем черт не шутит, может, даже сам Голливуд. Как бы не так, Шарль! По правде сказать, мы были молоды и беззаботны, если не сказать неразумны. Я произвел небольшие подсчеты в уме: родители приехали во Францию, чтобы оттуда отплыть в Америку, в сентябре 1923 года, сейчас же был сентябрь 1948, то есть я отбывал на эту землю обетованную двадцатью пятью годами позже, почти день в день. И уже не как эмигрант, а как турист. И не в трюме какого-нибудь жалкого и ветхого суденышка, а на самолете, извините — подвиньтесь. К тому же не совсем наугад, поскольку мы рассчитывали, что по приезде остановимся у Эдит. Но была одна проблема: на что будет жить моя семья, пока я не устроюсь на работу и не смогу отсылать им деньги? Отец собирался арендовать небольшой ларек на одном из блошиных рынков Сент — Уэна. Он был убежден, что все прекрасно получится, тем более что отец Мишлин, который тогда уже держал магазинчик на улице Розье, всегда мог помочь советом.

Сказано — сделано. Мы выбрали рынок Малик. С этого дня отец стал наведываться в аукционный зал улицы Друо, где по дешевке приобретал бесконечное количество странных предметов, продаваемых корзинами. Чего там только не было — посуда, постельное белье, лампы, не знаю, что еще… да все что угодно! Сделав покупки, он брал внаем тележку и нагруженный как мул, задыхаясь и потея, усталый, но полный решимости, тащил ее с улицы Друо на блошиный рынок. Эту чертову тележку, забитую доверху, надо было тянуть за собой, поднимаясь на Монмартр, а затем, спускаясь с него, тормозить изо всех сил. Я помогал, как мог, подталкивая ее сзади. Думая о том, что отныне ему придется таскать тележку самому, я очень переживал. Но чего только не делали наши родители, чтобы прокормить семью и поднять детей. Наступив на горло собственной гордости, они меняли сцену — на улицу, успех — на тяготы повседневной жизни, пряча в глубине сердца и своей нищенской жизни надежды и мечты молодости, прошедшей в стране, на языке которой они говорили. В стране, где у них были соседи, родственники и друзья, ныне умершие или разбросанные по всему свету, и с которой было связано столько грустных и радостных воспоминаний. Образ отца с его тележкой до сих пор стоит у меня перед глазами, и каждый раз, мысленно возвращаясь к нему, я испытываю боль. Но отец тащил свою тележку так, словно это было что-то совершенно естественное, и, я бы даже сказал, делал это с воодушевлением. Он был уверен, что мы пробьемся, и мы пробились.

Я поехал за билетами, но оказалось, что все билеты на прямые рейсы раскуплены. Нам предложили два до Амстердама, где, как нас уверяли, можно было найти свободные места на самолеты компании KLMwтаким образом продолжить это кругосветное путешествие. И мы отправились в Амстердам, надеясь сразу же пересесть на самолет до Нью — Йорка. Увы, мы попали в самый разгар празднований коронации королевы Юлианы. Все билеты раскуплены на много дней вперед. Авиакомпания поселила нас в городской гостинице. День, другой — и наши доллары потихоньку начали таять. Мы ежедневно ездили в аэропорт Шипхол «при доспехах» и со всем багажом, в надежде наконец улететь. Пока суд да дело, я предложил Рошу съездить во дворец проведать его семью: когда-то он уверял меня, что по материнской линии, Шатийон де Колиньи, является дальним, очень — очень дальним родственником голландской королевской семьи. Рош с невозмутимым видом возразил: «Да ты что, разве можно в такой день!» И действительно, кругом царило всеобщее ликование, казалось, жители всей Голландии договорились о встрече на улицах города. Должно быть, у меня одного среди этого моря радости была мрачная рожа. Наконец нам нашли два билета до Америки, и, через четырнадцать часов полета с посадкой в Гандере, я наконец увидел в иллюминаторе статую Свободы. И, подобно Растиньяку, не удержался от торжественного возгласа: «Америка принадлежит нам троим!»