Прошлое и будущее

Жорж Гарварянц, муж моей сестры, мой самый великолепный коллега и просто друг, перенес сложнейшую операцию на сосудах. Он работал с излишним рвением, ночи напролет не спал, приклеившись к фортепьяно и оркестровкам, чтобы не задержать выход фильма или запись песни, пил слишком много кофе, слишком много курил. Промучившись после операции в реабилитационных центрах Гарша и Йера, подарив мне напоследок чудесную мелодию, на которую я написал песню «Твое милое лицо», он покинул нас, так же как Эдит, Амалия, Далида, Тьери ле Люрон и многие другие, оставив после себя пустоту, которую невозможно восполнить. Два последних сезона я открывал без него, репетиции и выступления прошли без его поддержки, его веселого участия. Затем наступил черед мадам Бретон. В соответствии с ее пожеланием я и мой друг Жерар Даву выкупили музыкальное издательство Рауля Бретона, владеющее многими шедеврами французского шансона, созданными в основном Жаном Ноэном, а также Шарлем Трене и Мирей — к великой радости Шарля Трене. Но и он подвел нас, скончавшись незадолго до Пьера Роша. День за днем ностальгия все больше сжимает сердце.

Мой день рождения

22 мая 2001 года мне посчастливилось перейти в новое тысячелетие. Семьдесят семь лет — я выиграл уже два сета, как говорят в теннисе. Зачем праздновать их, если еще один прожитый год означает, что тебе осталось жить на год меньше? Жизнь постепенно, год за годом, день за днем сходит на нет, неумолимо подталкивая меня к оборотной стороне существования. Глядя на свои руки, с недавних пор замечаю на них коричневые пятна. Мои волосы, вернее, то, что от них осталось, потеряли свой естественный цвет, а лицо испещрено морщинами. Многие из моих товарищей прибегли к недолговечной помощи кудесников — косметологов. Я мог бы поступить так же, но только зачем? То, что остается за разрушенным, несколько обрюзгшим фасадом, все равно уже не изменишь, семьдесят семь ударов пробило, и ничто не вернет мне ловкости и живости моих двадцати лет. Тогда зачем? Чтобы обмануть самого себя или доказать публике, что я сохранил вечную молодость? Следя за мной в течение десятилетий, она видела, как я менялся, как время обтесывало меня, она ко мне привыкла, как и я сам привык к себе. Делать косметические операции? Одному богу известно, на что я могу стать похож: а вдруг получится этакий старый молодец, гладкий, как лакированный селезень, с крашеными волосами, отдающими синевой. Нет уж, спасибо, слишком мало для меня.

Чем дальше углубляюсь в жизнь,
Тем я яснее понимаю,
Что в легком ветерке безумств,
Я не заметил, как проходит время.
Пока я спал без задних ног,
Зарывшись в юности в постели,
Не глядя на часы среди утех,
Я не заметил, как проходит время.
Я не заметил, как оно бежит,
Не слышал я, как бьют часы,
Отсчитывая мои победы,
Пока я рвался напролом
К тому, что будущим считал,
Все будущее стало прошлым.
На тысячи вопросов, что мой ум
Так часто беспокоят,
Напрашивается лишь один ответ:
Я не заметил, как проходит время.

Может быть, у меня украли лет двадцать, а я и не заметил? Не заметил, как прошло это время. Когда я на сцене, мне кажется, что я моложе лет на двадцать — тридцать. Ай — ай — ай, мои пальцы, которые становятся похожи на виноградные лозы, так же как и глаза, которым вот уже двадцать лет как необходимы очки, напоминают о том, что не следует забываться. Итак, это мой день рождения, и, как в каждый день рождения, у меня спрашивают, что я ощущаю. Так вот, не ощущаю ничего особенного. Возможно, со мною не все в порядке. Большинство моих друзей впадают в некую депрессию всякий раз, когда им исполняется очередной десяток. Возможно, это связано с моим восточным происхождением. Жизнь есть жизнь, а смерть является ее частью, и с этим надо смириться! Сегодня у меня есть жена, дети, внуки, я очень хочу жить и видеть, как они рождаются и растут, но смерть больше не пугает меня. Она стала чем-то само собой разумеющимся, о чем я часто говорю и над чем даже подшучиваю. Ведь, когда я бросаю взгляд на прожитые годы, вижу пройденный мною путь и оцениваю удачу, которая, несмотря ни на что, сопутствовала мне в жизни, то говорю себе, что чудеса существуют, и мысль о смерти утопает в улыбке.