Прошлое нас не отпустит (СИ)

— Просто Кир сказал, что… — едва выдавила из себя Олеся, но, поймав на себе недоумевающий взгляд, осеклась и тут же залилась краской. — Нет, ничего, — махнула она рукой и отвернулась, пытаясь скрыть свой стыд и вопиющую неблагодарность, которую выказала своим подозрением. — Извини...

— Тебя пытались ограбить? За тобой следили? — в Демидове проснулись прежние навыки, вызывая давно забытые чувства.

— Следили или нет, не знаю. Могло показаться. Но вот в квартиру проникли, перевернули все вверх дном, но ничего не украли.

— А почему ты решила, что это я?

Олеся замялась, но вопрошающий взгляд Влада подстегивал не хуже слов.

— Ощущение, что следят, появилось после той встречи в кафе, — щеки Олеси снова порозовели, — а потом и в квартиру проникли…

— И ты решила, что это я, — закончил за нее Влад.

«Да, потому что я, как всегда, связалась с уголовником», — репликой Кира ответила мысленно Олеся, но вслух ничего не сказала.

— А зачем мне это? — продолжал недоумевать Влад и на молчание Олеси скорректировал вопрос: — Хорошо, а зачем это тем, кто проник в квартиру, но ничего не украл? А?

Она пожала плечами.

— Может, деньги искали? Тот миллион?

Влад, и до этого внимательно слушающий про злоключения Олеси, внезапно еще больше нахмурился. В его взгляде проскочила молния осознания, отчего у Олеси по коже пробежали мурашки.

— Кто-то еще знал про эти деньги? — спросил Демидов, вытаскивая из кармана телефон и пролистывая список контактов. — Ты кому-нибудь говорила? У кого ты их заняла? — запустив вызов, он прижал трубку к уху.

— Никому не говорила, — твердо заявила Олеся, уверенная в своей правоте. Наблюдая за тем, как, не дождавшись ответа, хмурится и снова листает контакты Влад, она поневоле начала нервничать. — А что? — вырвалось у нее. Она не рассчитывала, конечно, что Влад ответит, но тот не стал ничего утаивать.

— Один из моих людей исчез. Он был в тот день в кафе и участвовал в розыгрыше. Внезапно попросил отпуск и перестал отвечать на звонки.

— Думаешь, это он?

— Ему нужны были деньги. Он брал лишние смены на подработку, а потом вдруг оформил отпуск без содержания.

— И что теперь делать? Может, заявить на него в полицию?

Олеся предложила и сама осеклась. Ну, какая полиция?!

— Нет, — задумчиво отверг ее предложение Влад. — Сначала я сам.

— Я могу отдать эти деньги! — в запале, на эмоциях воскликнула она. Мысль о том, что ей ничего не показалось, а все вполне реально, повергла в шок. Настя! Как же Настя?! Она готова откупиться! — Только пусть нас оставят в покое.

— Еще чего! — Влад встал с дивана, словно намереваясь тут же броситься на поиски своего человека, но испуганный вопрос Олеси его остановил.

— А вдруг он вернется?!

— Олесь, давай сделаем так — вы с Настей поживете некоторое время в другой квартире. Там вы будете в безопасности. Если это мой человек, то я его найду, поговорю с ним, и больше он вас никогда не побеспокоит.

В тот момент Олесе даже не пришло в голову воспротивиться такому решению. Так убедительно Влад говорил. Она без возражений согласилась на ночь глядя отправиться с дочерью на квартиру малознакомого человека, доверившись ему полностью. Казалось, так будет правильно. Сейчас же, оставшись одна с Настей, Олеся поняла, что вечно прятаться за спиной Влада она не сможет. Это и глупо, и неосмотрительно, и опасно. В общем, плохо. Плохо, прежде всего, для Влада. Он совсем не обязан возиться с ней, вступать в конфликт с кем-то из своих подчиненных или с Киром.

И Кир взбесится, когда узнает, что она удрала из-под его носа, ослушавшись его приказа не менять место жительства. Тот без труда найдет ее (да хотя бы на той же самой работе), выйдет через нее на Влада и с него станется рассказать тому о ее прошлом. Положа руку на сердце, ей очень бы не хотелось, чтобы Влад узнал, что она бывшая проститутка. Мужчины таких презирают и не уважают, да и никто не уважает. Всем кажется, что уж они-то «ни за что» и «никогда». Все считают, что в проститутки идут по зову души или за легкими деньгами, хотя легкого там ничего нет. Одна грязь и отвращение, прежде всего к себе самой, за красивым искусственным фасадом. И никто не хочет поставить себя на место другого человека, задуматься, а как бы я поступил или поступила на ее месте. Почему-то никто не хочет допускать, что иногда обстоятельства сильнее, и чтобы элементарно выжить нужно согнуться, сдаться, опуститься на самое дно. Это как клеймо, как вечная проказа, уродливой коркой привлекающая внимание лишь к внешности, не дающая разглядеть, что там внутри, в душе, на сердце.

Она не может больше перекладывать ответственность за свою жизнь и жизнь дочери на других. Как ни больно ей будет распрощаться с робкой мечтой когда-нибудь встретиться с Женей, она это сделает. Разобьет все иллюзии, в которые и верить-то особо не решалась, на мелкие осколки, а потом соберет эти крошечные кристаллики несбывшихся надежд и спрячет их в самом сокровенном уголке души. Сохранит их в сердце, позволит острым краям царапать живую плоть, болью напоминая себе о том, что жива.