Прошлое нас не отпустит (СИ)

— Слушай, где твоя благодарность, бессовестная? — упрекнул ее Кир, все так же стоя у порога. Он не стал заваливаться внутрь по-хозяйски, как делал это раньше, и оскорблял ее почти приличными словами — никаких матов и жгуче-обидных слов. — Я твою шкуру спасаю, а ты хоть бы «спасибо» сказала. Давай, бери дочь и быстро на хату к себе.

— Кир, я уезжаю.

— Чего?

— Надеюсь наши пути больше не пересекутся.

— Ага, размечталась, — зло осклабился он. — Уезжать она собралась. Мелодрам, что ли, пересмотрела? Завтра, а лучше сегодня же, чтобы вернулась на свою квартиру и сидела там!

— Зачем?

— Затем! — скривился Кир. — Твой ненаглядный Крест уже едет! Не хватало еще, чтобы он тебя с любовником увидел.

— Ты врешь! — сразу же начала кипятиться Олеся. Она не поверила словам Кира — тому соврать ничего не стоило, но и не могла позволить себе ошибиться, если этот гад все же говорил правду. А вдруг?! Очень хотелось поверить! — Не может такого быть! Ты не знаешь, где он, а значит, никак не мог с ним связаться!

— Согласен, вероятность того, что он приедет, низка, но она все-таки существует. Я не знаю, где он, но, думаю, с матерью он связь поддерживает, а значит, новость о том, что ты родила от него ребенка, до него дойдет, — глядя на вытянувшееся от изумления лицо Олеси, Кир с издевкой заметил: — Представляю, как была счастлива тетка узнать, что у нее теперь есть внук, — на мгновение в его глазах вспыхнул притворный испуг, — ах, а вдруг он тебя разлюбил и не захочет вернуться?!

— Кир, ты совсем больной! — только и смогла выдавить из себя потрясенная Олеся.

— Еще раз назовешь меня больным, я тебя по стенке размажу! — поддельный испуг в глазах опера сменился злостью, и Олеся предпочла промолчать. — Короче, если не хочешь, чтобы Крест по приезду на твоей хате нашел какую-то левую девку, гораздо сговорчивее тебя, то руки в ноги и скачи обратно к себе. А то, мало ли, вдруг он приедет в надежде на встречу с сыном, а там его и повяжут. Ну, и про жену Демидова не забывай.

Глава 18

Интуиция и оперская чуйка, а вернее то, что от нее осталось, подсказывали Владу, что неспроста сотрудник его охранного агентства Роман загасился, взяв внеочередной отпуск и отбыв в неизвестном направлении. То, что у него серьезные финансовые проблемы, Влад узнал буквально на днях, когда бухгалтеру фирмы пришло постановление об удержании половины заработка Романа в счет погашения просроченных кредитов. Вопрос о том, где и когда он умудрился их набрать, а главное, почему не закрыл вовремя, так и остался повисшим в воздухе. Тогда Влад посчитал неуместным лезть в чужие дела, а теперь с тяжелым чувством на сердце пытался хотя бы выйти на след своего пропавшего сотрудника. Он пробежал по всем адресам, хоть как-то связанным с Романом, которые сумел раздобыть, переговорил с друзьями, бывшими коллегами и сослуживцами. И все это, считай, чуть ли не за один день. Умотался жутко, но результата не добился.

Почти не добился. Узнал лишь, что это вполне в характере Романа — набрать долгов, а потом о них забыть, а на вопрос о возврате отделаться витиеватыми обещаниями. Причем, если он считал, что за невозврат долга ему ничего не будет, то не находил нужным даже отвечать на подобные вопросы, а слишком уж настойчивым «кредиторам» мог и кулаком засадить.

У Демидова мелькнула, конечно, мысль, что Рома мог прятаться от кредиторов, оказавшихся куда более крепкими духом, чем он сам, или имевших кулаки, гораздо увесистее и тяжелее, а не пытаться влегкую разжиться миллионом, но ни опровергнуть, ни подтвердить свои догадки не мог. Рома на телефон упорно не отвечал, хотя гудки шли, аппарат был «в зоне». И в квартире, которую снимал Роман, казалось, кто-то был — либо же едва слышные, крадущиеся шаги по ту сторону дверного полотна были плодом расшалившегося воображения.

Ничего толком не выяснив, Влад плюнул на Романа и переключился мыслями на жену. Это было важнее. Та история вбила между ними клин и едва не разрушила отношения, так тщательно взлелеянные ими, их годами выстраданную любовь.

Хотя кому он врет? Себе? Зачем? Отношения их разрушены, любовь — покорежена, остался только «брак» или видимость семьи. Ксю давно не спит с ним, не позволяет коснуться себя даже ненароком. Их жаркие, незабываемые ночи, когда они оба учились дарить друг другу удовольствие, остались только в памяти. Он очень надеялся, что и в ее тоже. Он хотел ее, а она его — нет. Она хотела уйти, но он не позволил.

Как он тогда ей сказал? Давай мы не будем проверять, что будет, если ты уйдешь? Да, именно так. На ее вопрос «Что будет, если я уйду?» он прямо и искренне ответил:

— Ты и дети — самое дорогое, что у меня есть. Я не знаю, что будет, если ты уйдешь. Честно, Ксюш, не знаю. Но думаю, что ничего хорошего. Ни тебе, ни мне. Давай мы просто не будем это проверять? Хорошо? Воскресным папой я больше не буду.