Но Женя ей помогать не спешил. На его лице отчетливо читались душевная борьба и сомнения, но делиться ими он не собирался.
— Скажи мне, чего он хочет? — в отчаянии прошептала Леся, несколько секунд безуспешно пытаясь поймать его взгляд. — Скажи!
— Это неважно.
Их глаза наконец встретились, но легче от этого не стало ни ему, ни ей. Наоборот, Олеся ужаснулась, когда увидела его пустой, отрешенный взгляд.
— Ты куда?! — заволновалась она еще больше, когда он неожиданно встал с дивана и широким, размашистым шагом направился к двери. — Женя, стой! Подожди! Не уходи! — бросилась следом, с размаху обняла со спины, прижалась всем телом и закрыла глаза, словно боясь, что стоит их открыть, как он исчезнет, испарится, растает. Замерла, наслаждаясь крошечными мгновениями счастья, выкристаллизовавшимися в их несчастной судьбе. Еще чуть-чуть, еще секундочка, еще мгновение… — Не уходи, пожалуйста! — прошептала, моля и едва ли слыша себя. — Не уходи!
— Мне нужно идти, — он повернул к ней голову и тут же осекся. Куда ему идти? Зачем? Прятаться от этого урода больше не нужно. У них теперь новые «отношения».
— Не уходи, пожалуйста, — шептала и шептала Олеся, крепко прижимаясь к нему со спины, и жар от ее рук прожигал даже сквозь ветровку. — Не уходи…
— Настя рядом, — негромко напомнил он, и она тут же замолчала, распахнула глаза, разомкнула объятия. Как будто бы даже устыдилась проявления чувств.
Хриплым, нерешительным голосом она повторила:
— Не уходи, пожалуйста. Скажи мне, что случилось. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Ты придумаешь, как мне вытащить сестру из ментовки? — горько усмехнулся Крест. Он не привык прятаться за бабской юбкой, привык решать свои проблемы сам. Именно решать, а не бегать от них.
— Пусть не я, но… — горячо заговорила Леся и, прежде чем основательно осмыслить пришедшую в голову мысль, неожиданно выпалила: — мы можем попросить Влада!
— Влада, — горькая усмешка превратилась в понимающую улыбку, но «понимание» это было оскорбительным для Леси.
— Да, Влада, — оттеснив на задворки сознания куснувшую ее обиду, она продолжала настаивать: — Мы можем у него хотя бы спросить. Он бывший мент, он должен знать…
Громкий хохот прервал ее увещевания. Задрав голову к потолку, Крест заливался смехом, но отнюдь не веселым. У Леси мороз пошел по коже от этого раскатистого гогота. Она с опаской посмотрела в сторону комнаты Насти, но дверь как была плотно закрытой, так и осталась.
Крест внезапно перестал смеяться и с неприкрытой ненавистью выдал, адресуя реплику куда-то в воздух:
— Мент! Еще один мент! — Покачав головой, словно не веря, он обратился уже конкретно к Лесе: — Откуда он взялся вообще?!
— Он помог нам однажды, когда… — с сомнением поделилась историей знакомства с едва ли не единственным человечным ментом на ее памяти Леся, — когда Кир приставал на улице…
— Менты, бл*! Кругом, с*ка, приставучие менты! — с чувством выругался Крест и, развернувшись на 180 градусов, вернулся к дивану. По дороге запнулся за край ковра, со злостью пнул его от себя, с размаху опустился на подушки.
— Жень, — сунулась было остудить его агрессию Леся, но Настя, словно почувствовав, что именно сейчас она нужнее здесь, выглянула из комнаты и капризно спросила:
— Мам, ну ты уже поговорила с Женей?
— Иди сюда, — опередил Лесю Крест и, отшвырнув на другой край дивана подушку, освободил возле себя место для Насти. — Давай, рассказывай еще раз, как жизнь, как дела? Какие новости? — заговорил деловито, быстро, как человек, у которого много дел, но нет времени на раздумья или сомнения, и он привык действовать решительно, без промедления, без пустых сожалений.
Он так и чувствовал себя — энергично, решительно, зло. Сдерживало только присутствие ребенка рядом, сглаживало возникшее вдруг откуда ни возьмись желание убить. Убить мента. Почему бы и нет? Того же Кира, например. Сколько можно ему жизнь людям портить?! Наверное, так бы и поступил, если бы не тревога за сестру — Кир пока был единственным человеком, способным вытащить Настю.
Лесина Настя что-то щебетала рядом, а он, практически не слыша ее счастливый говор, только кивал в такт тому чувству, что зрело внутри. Оно росло, ширилось, наполняло мышцы силой, а душу — неистребимым желанием действовать.
Когда Настя, устав болтать, убежала в туалет, Крест рывком поднялся с дивана и, быстро очутившись на кухне, где у плиты хлопотала Леся, развернул ее к себе и, не дав сказать ни слова, не заметив удивленно-протестующего вскрика, впился жадными губами в ее рот. Целовал и целовал до тех пор, пока где-то позади не зазвенел детский голосок.
— Женя, а хочешь, я тебе свой рисунок покажу?
С трудом оторвавшись от Леси, он прошептал, не спрашивая, а скорее утверждая:
— Я ночевать останусь.
Леся, едва переводя дыхание, согласно закивала. В ее глазах плескалось счастье. Она пока не знала, «что», а главное, «кого» заказал Кресту Кир.
Глава 26