Прошлое не отпустит

Вот так все и произошло. Инстинкт Меган, тот инстинкт, которым обладали люди задолго до формирования сознания, взял верх. Она ни о чем не думала, ничего не рассчитывала. Никаких мыслей, по крайней мере в первый момент, не было — просто сработал защитный механизм, встроенный в нервную систему.

Предотвращая удар, который мог отнять у нее жизнь, она прижала руку к шее.

Лезвие вонзилось глубоко в предплечье и, легко пройдя через кожу и мышцу, натолкнулось на кость.

Меган вскрикнула и вроде бы услышала скрежет металла, но это не имело значения. По крайней мере в тот момент.

Главное было — выжить.

Все остальное мгновенно отошло на второй план. Меган самым буквальным образом боролась за свою жизнь, понимая только одно: если противнику удастся вытащить нож, ей конец.

Все теперь сосредоточилось на ноже, и все же Меган невольно отметила светлые волосы и вдруг отчетливо поняла, что напала на нее та самая женщина, что убила Гарри Саттона. И Меган почувствовала, как вместе с ужасом и паникой ее захлестнула волна ярости.

Нельзя было позволить ей вытащить нож.

Нет, время не замедлило бега. Лишь секунда, может, две прошли с того момента, как Меган заметила нацеленный на нее нож. И вновь, повинуясь инстинкту, сделала то, что разум ей сделать никогда бы не подсказал, — свободной рукой она схватила рукоятку ножа, еще глубже погружая его в собственную плоть.

Она даже не думала об этом — о том, что хочет, чтобы нож так и сидел у нее в предплечье. Только одно она знала: какие бы силы ада ни обрушились на нее сейчас, нельзя позволить этой женщине вытащить нож из раны.

Блондинка дернула нож, лезвие задело кость, Меган ощутила пронизывающую боль и едва не опустилась на колени.

Едва.

С болью тоже так. Всегда жаждешь от нее избавиться, но если хочешь остаться живой — а кто не хочет? — это желание становится превыше всего, и лишь им определяется поведение. Наверное, это даже нечто более абстрактное, чем воля.

И боль для Меган больше ничего не значила.

Выживание и ярость — вот и все, что имело значение. Выживание — это было понятно, самоочевидно, но в то же время Меган кляла все и вся — злодейку, что лишила жизни беднягу Гарри, Дейва, бросившего ее в такую минуту, Рэя, пустившего под откос собственную жизнь. Она гневалась на силу, как ее ни назови, которая распорядилась таким образом, что старые люди вроде Агнес под конец жизни получают в награду мучения и несчастья. Она кляла себя за то, что не ценила того, что у нее было, копалась в прошлом, не сумев понять, что неудовлетворенность — в человеческой природе. Но более всего ненавидела Меган в эту минуту белокурую бестию, что хотела отнять у нее жизнь.

Ну уж нет!

У Меган вырвался из горла крик — пронзительный, страшный, первобытный крик. Она резко опустила вниз руку, в которой по-прежнему торчал нож, прижав ее к поясу. Блондинка попыталась перехватить руку, и это было ошибкой, потому что в результате она на какой-то миг потеряла равновесие.

Всего миг, но этого хватило, чтобы немного сдвинуться вперед.

Меган вскинула свободную руку и врезала острым локтем прямо в переносицу блондинке. Та откинула голову, и лицо ее залилось кровью.

Но это был еще не конец.

Блондинка внезапно обрела новую силу. Она восстановила равновесие и изо всех сил потянула на себя нож. Лезвие с жестяным скрежетом скользило по кости, словно снимая с нее слой за слоем. Меган отчаянно сопротивлялась, но преимущество было на стороне блондинки. С каким-то булькающим звуком нож вышел из раны.

Кровь потоком хлынула на мостовую.

Меган с детства была чувствительна. Когда ей было восемь лет, одному из ее «отчимов» приспичило по-смотреть последнюю серию фильма «Пятница, тринадцатое», и поскольку Меган не с кем было оставить, он взял ее с собой. Фильм произвел на нее жуткое впечатление, и с тех пор она едва выдерживала, когда по телевизору показывали боевики с их кровью и насилием.

Но сейчас это тоже не имело значения. Вид крови — собственной и чужой — оставил Меган равнодушной, более того, она даже испытала что-то похожее на удовлетворение.

На мгновение боль в руке прошла, но тут же возобновилась с новой силой, как если бы обнажились нерв-ные окончания.

Боль слепила, порождая бешеную ярость.

Со звериным ревом блондинка вскинула нож и снова бросилась на Меган. Все тот же инстинкт подсказал Меган, как надо действовать, — прикрыть жизненно важные органы. Горло, сердце, самые нежные ткани. Защищая шею и легкие, Меган прижала к груди подбородок и подставила под удар плечо. Удар пришелся плашмя.

Меган вскрикнула от боли.

Боль нарастала, но на сей раз лезвие не задело кость, лишь кожу порвало.

Меган лягнула блондинку в колено. Та упала на землю, но тут же начала подниматься.

«Не попробовать ли убежать?» — мелькнула мысль, но Меган тут же ее отбросила. Бесполезно. Блондинка уже снова на ногах. Она моложе и, наверное, сильнее и быстрее, но умереть с ножом между лопатками Меган не желала.

Ни за что.

Меган бросилась на противницу, и в голове у нее стучала только одна мысль: «Отними. Этот проклятый. Нож».