Прошлое с нами (Книга первая)

Обратились к майору Фарафонову с просьбой разъяснить эти факты старший лейтенант Чикало, интендант 3-го ранга Марков и военинженер Попов. Командиры других батарей и взводов высказали недоумение по поводу инструкции на случай войны. Если боевая готовность отменяется, то как быть с положением, которое регламентировала инструкция? В парке во всех подразделениях находятся боеприпасы в окончательно снаряженном виде. По правилам мирного времени это недопустимо. Что же, вернуть их на склады? Как долго боеприпасы останутся в тягачах вразрез с требованиями парковой службы и т. д.?

Командир дивизиона сказал, что не уполномочен обсуждать решения старших начальников. Никаких дополнительных комментариев. На поле боя он принимал решения, исходя из того, как вел себя противник. В условиях мирного времени войсковые командиры не имеют права по-своему интерпретировать мероприятия, проводимые войсками соседнего государства.

В своих ответах майор Фарафонов большей частью ссылался на известные всем положения. Он понимает наши нужды. До поступления автомобилей в подразделения начальник артиллерии не хотел лишать командный состав средств передвижения. Но дольше не согласится содержать несколько интендантских служб из-за четырех десятков верховых лошадей в артиллерийской части на механической тяге.

После командира дивизиона говорил начальник штаба старший лейтенант Пашкин. Все командиры, которые подняли [27] свои топографические карты либо оставили пометки, раскрывающие характер последней рекогносцировки, обязаны не позже 18 часов сдать карты в секретную часть. На стоянку перед КПП подан автомобиль для желающих ехать в город.

Последний вечер

Собрание закончилось. Новый командир в сопровождении капитана Корзинина покинул зал. Следом ушли старший лейтенант Пашкин, командиры батарей. Все спешили, одни на коновязь, другие к месту посадки в автомобили. Гаранин, Поздняков — где они?

— Товарищ лейтенант,— окликнул меня дневальный по КПП,— вас зовет командир третьей батареи, он там... много уезжают, уже в седлах.

За воротами топчатся на месте всадники. Командир дивизиона с командирами батарей отправлялся на ужин в городской ресторан. Лейтенант Величко придержал коня.

— Сдаете карту? Заодно передайте и мою, я договорился с начальником штаба. Взамен вашей русско-польской требуйте себе новую,— он пустил коня рысью.

Уже знакомый мне техник-интендант, заведовавший делопроизводством секретной части штаба, осмотрел карты — командира батареи и мою. Скрипнула крышка кованого сундука. Вместе мы рылись в рулонах. Я подбирал листы по номенклатуре, потом клеил. Работа закончена.

В казарме было полно людей. По распорядку дня — свободное время. Дежурный по батарее сообщил:

— Командир батареи лейтенант Величко приказали передать, что приедут только завтра после обеда, к четырнадцати часам, что вы остаетесь старшим... Когда вы уедете, за командира батареи будет младший лейтенант Поздняков... Он на речке... и младший лейтенант Гаранин там.

Люди занимались каждый своим делом. Писали письма, чинили одежду и т. д. У меня не было причин задерживаться в казарме. Я прошел к воротам КПП. У стены подседланные лошади, доносится шум, разговоры. Продолжался отъезд в город.

Дневная жара спадала. Небосвод в западной части, все больше окрашивался в золотистые тона. Солнце клонилось к закату.

На углу манежа, где находилась площадка для развода караулов, играл оркестр. Ухал глухо тромбон, заливались кларнеты, отбивал ритм барабан. Звучала задорная мелодия польки. Разговоры о войне, моя карта с пометками, поездка в город — все отошло прочь и позабылось в радостном пении труб.

Косари на лугу за речкой прекратили работу. О становились возы, груженные сеном. Крестьяне слушали оркестр.

По дороге со стороны Хотячева в облаке пыли шла ко колонна пехоты. За спиной ранцы из телячьей кожи, охваченные скатками, длинная трехлинейка «на ремень». Густо запыленные пехотинцы при виде монастыря ободрились. Головная рота запела звонко и дружно:

Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой...

Дирижеру нашего дивизионного оркестра чуждо было тщеславие, свойственное его симфонической братии. Он взмахнул рукой, и мелодия оборвалась. Умолк оркестр. Трубачи чтили солдатский обычай. Когда пехота поет, музыканты слушают.

Красиво и четко шла пехота. Позабыта усталость. Зачем жалеть силу? Это — чудесный дар. Чем больше тратить, тем больше она прибывала. Дух единства возвышал пехотинцев; строю тверже становился шаг. Пехота дорожила славой своего имени.

У ворот кто-то подал команду «смирно!». Всех касается. Устав требовал уважения. Всякий военнослужащий обязан приветствовать строй, будь он в движении или на месте.

Прошли походным шагом, одна за другой, три роты, затем еще три. Мимо ворот и дальше по дороге к мосту через Лугу — две батальонные колонны.

На место развода прибыл караул. Подтягивались отдельными группами лица внутреннего наряда, по парку и коновязи.