Прошлое с нами (Книга первая)

— Согласен... Командир дивизиона направил запрос начальнику артиллерии корпуса по поводу этой инструкции... Судя по содержанию, планирование оборонительных мероприятий не закончено. Месяц назад нас привлекали к решениям всех перечисленных задач... силами подразделений, которые существовали только на бумаге... Обстановка на сегодняшний день улучшилась. Мы можем действовать, нужно конкретизировать узловые вопросы и увязать требования инструкции с положениями воинских уставов. Как понимать, скажем, выражение «диверсионные группы»? Я могу определить численность наступающего в секторе стрельбы противника... его намерение... но специализация не мое дело,— лейтенант Величко отодвинул папку.— Продолжайте... Знание этих документов я проверю практически, на каждом этапе с момента объявления боевой тревоги, а завтра... с привлечением огневых взводов,— Величко вышел.

К полудню тень решетки переместилась на середину комнаты. Я занял стол ближе к проходу, намереваясь продолжить занятия. Рядом стоял большой металлический шкаф. На стенках проступала пятнами ржавчина. Техник-интендант, облачившись в клеенчатый фартук в дополнение к черным нарукавникам, открыл дверцу и стал вынимать бумаги. Покончив с разгрузкой шкафа, он появился с кистью в руках. Запахло краской. Техник-интендант ходил к перегородке и обратно к шкафу, вынуждая меня прерывать чтение.

— Сидите... какой вы, право... никого ведь нет,— говорил он всякий раз, поравнявшись с моим столом. Техник-интендант сухонький, с усами ежиком, в чистой, выглаженной одежде, имел три кубика в петлицах. Он — старший. Понятия дисциплины того времени зиждились на букве устава. Всякий, кто без должного уважения относился к букве,— попирал суть заключенных в ней требований. Считалось также, что должностные лица не имеют права пренебрегать правилами субординации, знаками внимания со стороны младшего. Если команда для встречи подана, старший обязан принять рапорт. Всякий раз я поднимался, слушал интенданта, человека, который в моем понимании склонял строевого командира к сделке с его совестью, должно быть, думал прельстить поблажкой. Нет, я твердо знаю, как вести себя в присутствии старшего, и не нуждался в снисхождении со стороны интенданта.

Комната секретной части штаба вентилировалась слабо. Недоставало света. Окна — одно за перегородкой, другое освещало «зал», как значилось на бирке, справа от входной двери. Запах сырости и олифы заставил меня отодвинуть папку.

— Пожалуйста,— с готовностью согласился интендант, когда я спросил разрешения открыть окно, хотите отдохнуть? Разумно. Вы не возражаете, если я закончу красить? — и водил кистью, придерживая лист, куда падали капли.

Из узкого окна сектор обзора ограничен, но было видно, как за речкой крестьяне косили сено, женщины метали стог. Работавшие в поте лица люди вернули меня к инструкции. Что произойдет, если там, где резвился лошачок, вспыхнет облако огня и дыма? Нет, там лягут только одиночные снаряды, те, что отклонятся. Центр эллипса рассеивания — это ясно — монастырь. Последует сигнал тревоги. Нужно бежать в парк... Сцепка, затем — марш. Действовать, сообразуясь с обстановкой... Первоочередная задача старшего на батарее — привести орудия в выжидательный район. Все остальное — потом.

Я уложил листы и собирался возвратить документы интенданту, когда в комнату вошел старший лейтенант Шилкин, сопровождаемый командиром батареи.

Техник-интендант щелкнул каблуками, поспешно снял фартук и стал докладывать помощнику начальника штаба, что в секретной комнате происходят занятия согласно расписанию. Старший лейтенант Шилкин подошел к моему столу.

— Объясните порядок действий старшего на батарее после сигнала «боевая тревога»... Так... Зачем тащить колонну в выжидательный район? Так... так... вроде бы верно,—старший лейтенант взглянул на командира батареи.

— Да... теоретически...— лейтенант Величко не желал оставлять подчиненного командира в заблуждении относительно его задач.

— Монастырь, парки, район села Зимно... в пределах досягаемости огня немецкой артиллерии... С начала боевых действий они подвергнутся обстрелу,— продолжал старший лейтенант Шилкин. — Вам приходилось видеть разрывы снаряда вблизи?

Я вспомнил эпизод, произошедший на Ново-Московском полигоне в прошлом году во время зачетных боевых стрельб курсантов выпускного курса. Из-за ошибки стреляющего при подготовке исходных данных 152-мм снаряд лег в сотне шагов от наблюдательного пункта.

— В сотне шагов от наблюдательного пункта? — заинтересовался лейтенант Величко.— Вас то где застал разрыв... в траншее? И что же? Каково впечатление?

Трудно передать. На меня обрушился непередаваемо жуткий вой с каким-то лязгом и присвистом. Разрыв всколыхнул под ногами землю. Помню выражение лиц курсантов в ячейке. Только майор Предтеченский — старший преподаватель стрельбы, командир батареи в годы прошлой мировой войны — сохранил подобающую артиллеристу-фронтовику невозмутимость.

Помощник начальника штаба с усмешкой спросил командира батареи:

— Вы находите... случай... заслуживает внимания?