Прошлое с нами (Книга первая)

Безнадежно заблуждаются те, кто полагает, будто солдата понуждало к повиновению приниженное самолюбие и страх перед наказанием. Ничего подобного! Он предпочел ремесло воина, движимый сознанием своей силы и чистой совестью — неотъемлемым свойством интеллекта, соединяющим всякую нравственно здоровую личность неразрывными узами с той общностью людей, которая называется народ... Он рожден в его среде, говорит его языком... С детства его волновало, наполняя душу чувствами, все, что было в прошлом, далеком прошлом, с древних, незапамятных времен. Материнское молоко, питающее разум и мышцы, воскрешало в маленьком сердце седую старину. Разве ему не дорого то, что почитали отцы и праотцы, и не щемит сердце, когда он листает страницы ушедших жизней? Разве он не унаследовал их славные имена?.. Доблестный дух их и поныне витает в туманах, а в пору ненастья разве не слышится зов далеких голосов, зов родства и крови?.. Сказания о князьях-воителях, храмы старых богов, башни Кремля — бесценное достояние великого народа, средоточие русской государственности, нетленные святыни предков... Пространства владений их возвышают дух, согревают обычаи, веселят песни, далекая неведомая быль оживает, чудится звон мечей, привкус дыма отшумевших в веках битв. Подвиги древних героев приобщают его к понятиям чести и справедливости... Он с детства научен дорожить словом, обещанием, обязательством по отношению к другим... Превыше жизни он ставит верность, и свои годы прожил заботой, общей со всеми... Он принял правоту народа, как принимают собственную правоту, и поэтому служит ему.

Только воин — тот, кого природа в щедроте своей наделила возвышенной душой и силой истинного мужества,— готов безропотно и терпеливо повиноваться, нести тяготы ратных трудов, «...не щадя крови и самой жизни...», как повелевает присяга, во имя долга и чести. Не следует вдаваться в обман — меч, и ничто другое, в тысячелетиях служил тем доводом, который не единожды решал судьбы племен и народов. На полях сражений и в будничной жизни именно он — воин — призван свершать и свершает то, что иные люди в облачении мишуры тщатся показать с театральных подмостков.

Воинский порядок — мир вещей и понятий, которыми живет военный человек,— фактор психологического воздействия и подобно всякому проявлению творческой воли — понятие этическое в такой же мере, как и эстетическое. Правила, учрежденные воинскими уставами, сообщают поведению воина форму, строго согласованную в эмоциональном отношении с содержанием. Воин радует своим видом, когда он обучен соблюдению предписанных ему норм, и обаяние личности здесь ни при чем. Возвышает его — воина, будь он новобранец или убеленный сединой служака,— факт подчинения дисциплине сам по себе, как свидетельство уважения не только освященных столетиями общепризнанных нравственных установлений, но и личности всякого гражданского человека и всех людей в целом.

С точки зрения морали, строго выдержанный внешний ритуал воинской службы и работа, красиво и добросовестно сделанная мастеровым человеком,— явления одного рода. И то и другое способствует единению людей, пробуждает «...чувства добрые...», зовущие к порядку и созиданию.

Я не утверждаю, что все, кто поступал в Сумское артиллерийское училище, достаточно разбирались в вопросах психологии и воинской этики, но, несомненно, многие интуитивно чувствовали благородный смысл воинской службы. Наряду с призванием их влекла здоровая нравственная атмосфера, равные для всех возможности, бескорыстие военного человека, мудрая простота его обязанностей.

Артиллеристы

Но простота воинской службы не сродни несложности. В этом курсанта-артиллериста сразу убеждало знакомство с артиллерией, отраслью военной науки, которая изучает законы движения снаряда, управления огнем орудий в сочетании с тактикой других родов войск.

Артиллерийское орудие, изрыгающее огонь на головы врагов, в натуре выглядит далеко не так, как на экране. И если ореол грозного могущества нисколько не меркнет, то все же становится ясно: это — сложная система, состоящая из устройств всякого назначения, приспособлений, механизмов. И что ни возьми — станины, ствол, приборы наводки — все неподатливо, громоздко и тяжестью своей далеко превосходит все то, к чему люди привыкают в мирной жизни.

Не менее разноречивое впечатление производил и весь вспомогательный арсенал, относящийся к орудию. Снаряд — конусообразное металлическое тело — необыкновенно тяжел, холоден и загадочен, будто заключенный в его стальной оболочке разрушительный потенциал тринитротолуола не подвластен человеческой воле и может обрушиться на кого угодно.