Прошлое с нами (Книга вторая)

— Говорил... я видела... в селе подойдет машина, немец спросит... Иван есть?.. И едет. Вчера на лохвицкой дороге убили трех красноармейцев, говорят, бежать хотели...

Как младшие лейтенанты, старшина?

— Утром заглянула соседка... обещала, как стемнеет, прийти.

Что еще?

— Во двор приходил какой-то человек, сидел... ушел недавно... по делу к отцу...

Кто он? Родственник? Сосед?

— Не наш, не знаю, не сельский... Пойду, принесу обед. Солнце клонилось к закату. Проникавшие в окошко лучи освещали желтые, с каплями затвердевшей смолы, стропила и рассеивались пятнами по корявому пыльному полу.

Значит, во сне прошли еще сутки, с вечера 23 сентября до вечера 24-го. Я чувствую себя гораздо лучше. Следы, оставленные на лице прикосновением пуль, кажется, начат ли заживать и не вызывали резких болей.

Я еще раз оглядел свое обмундирование. При стирке пострадали нарукавные нашивки и петлицы. Золотистый кант смялся по углам. Не блестяще выглядели и брюки. Но одежда тщательно отстирана и зашита. Сапоги просохли. Подметки держались прочно. Успокоенный этим, я стал ожидать еду.

Девушка молча поставила передо мной хлеб и миску с борщом.

— Сказала бабка, раны подсохнут, повязку снять... — начала она. — Правда, вы хотите уходить?.. Бабка говорила, корка может потрескаться...

Когда девушка уносила посуду, явился Андреев. Кашель его стал проходить. Андреев видел немцев?

— Не верится даже... чересчур они спокойно... Слышу... подкатил мотоцикл... ну, думаю, все, облава... в дверях столкнулся с хозяином... вчера наших искали, собирают кур, яйца...

Сегодня — кур, завтра придут за коровой, которая стоит в сарае. А там заглянут и в хату... Сидеть в клетке со слуховым окошком и ожидать мотоциклы не годится... нет. Пора уходить. Вечером выступаем.

Залаяла собака. Хлопнула калитка. Андреев стал прислушиваться. Вернулся хозяин. Через несколько минут он был на чердаке.

Как и все члены его семьи, хозяин был человеком прямодушным и искренним. Я ни в чем не встречал отказа. Хозяин подвергался серьезной опасности, расхаживая по селу. Мне казалось, что своим поведением он представлял ту подавляющую часть населения, которая с болью в сердце переживает отступление наших войск и не останавливалась перед трудностями, стремясь помочь тем, кто оказался в окружении. Но хозяин постоянно намекал на силы оккупантов.

Они хозяева положения. Говорил о пленных. Нам, по его мнению, следовало хорошо отдохнуть. В словах хозяина не было корыстных побуждений. По-видимому, его мнения объяснялись участием к молодым людям, попавшим в беду.

Хозяин снова говорил о немецких «победах». Сопротивление Красной Армии слабеет. Война в ближайшие дни закончится.

— ...у немца такая сила... Жалко вас, хлопцы... жизнь человека ничего не стоит... шутка сказать... идти... осень на дворе, раздеты... пропадете в дороге. Оставайтесь в селе, хотя бы у меня. Хозяйство есть, скотина. Живите...

— Отец, — прервал его Андреев, — спасибо. Вы не обращайте внимания. Это немецкие выдумки. Они распространяют ложь, рассчитывая склонить на свою сторону население и прекратить помощь, которую оно оказывает нашим солдатам и командирам. Немцы хотят подорвать дух. Мы слышим о немецких «победах» с первого дня войны... плохо то, что они сбивают с толку таких, как вы.

— Так... так... может, и брешут, — ответил хозяин, — да только многие говорят то же... Я не верю, да ведь сколько земли немцы взяли, сколько вашего брата в плену... а сколько тут полегло в поле да на дорогах... И вас так... где-нибудь... право, оставайтесь...

— Нет, — отвечал Андреев. — Мы люди военные. Присяга для нас священна. И не стали бы обременять вас просьбами, да и скрываться было бы незачем. Я думаю, вы не приютили бродяг, падких на легкую жизнь, в то время, когда сражаются другие. Разве честно сидеть в тылу? Вы оказали большую услугу... мы рассчитываем на вас... потому что воинский долг понятен каждому. Мы должны идти к своим.

— Вижу, — ответил хозяин, — да все же жалко вас... пропадете ни за что. Вот, немцы расклеили, — он протянул лист серой бумаги.

Приказ немецкого командования. Населению запрещалось вступать в сношения с военнослужащими Красной Армии. Все оружие сдать, немедленно доносить комендатуре о тех, кто нарушает приказ. Жителям прибрежных сел предписывалось сдать лодки. Вводился комендантский час. Лиц, не выполняющих приказ, ожидает расстрел.

Андреев, вернув хозяину листовку, просил не отклоняться в сторону. О переправе он договорился?

— Трудно... нет лодки... как переплыть? Только в Хрулях один человек согласился взяться за это дело...

Хрули на восточном берегу? Как хозяин попал туда, если сообщение прервано?

— Переправился. У тех, кто похож на солдата, требуют документы... Меня пропустили...

Что за человек этот житель из села Хрули?

— Рыбак... верный человек... партиец... Рыбаку известно, что немцы охраняют берег?

— Да, пост в полуверсте. Рыбак сознает, за что взялся?

— Да... он знает... место, другого такого не найти... Так хозяин договорился?

— А как же? Когда?

— В пять часов... лодка будет ждать... Как выглядит там берег?