Прошлое в наказание

– Вы что, глухие? Всё, вылезайте.

Меня они послушались. Я помог Василию, а потом Кириллу спуститься на бетонный пол.

В Москву мы возвращались под разговор Кирилла и Василия, в который время от времени вступала Настя. Они рассуждали об увиденных самолетах, спорили, какой из них выше и быстрее летает. Кирилл порой обращался ко мне с вопросами, но я говорил, что не знаю. Я и вправду мало в этом разбирался. А вот Настя умудрилась кое-что запомнить из объяснений капитана. Потом ребята стали хвалиться своими игрушками. Я не вмешивался, я смотрел вперед, зато Настя принялась укорять Василия за хвастовство. Когда мы, выйдя из машины подле их дома, прощались, поначалу мне было ужасно неловко смотреть ей в глаза, но в какой-то момент, увидев, что и она смущается, я вдруг обнаглел, перестал отводить взгляд.

– Наше путешествие подошло к концу. – Я перевел взгляд на Василия. – Надеюсь, тебе понравилось?

– Понравилось, – без всяких эмоций отвечал он.

Настя все-таки глянула на меня, пробормотала: «До свидания…» Не добавив ни слова, схватила Василия за руку и ушла.

Я не поехал к ней и Эдуарду в воскресенье – провалялся весь день дома. Ничего не хотелось делать. Настроение было скверное, и музыка, окружавшая меня, не отличалась красотой мелодии или бодрым ритмом. Чтобы отвлечься, я включил проигрыватель, поставил пластинку Баха, Бранденбургский концерт № 2, фа мажор в исполнении Камерного оркестра «Венская академия». Летящие, ликующие звуки трубы в первой, а позже третьей части рождали какое-то особое, щемящее чувство, не желающее поддаваться объяснению. Музыка общалась с моей душой помимо сознания.

С понедельника я влез в новый проект. Я был рад серьезному делу, полностью захватившему меня. Это отвлекало от размышлений на тему: как поступить? Самому заявиться в гости? Или ждать приглашения? Я понимал, что поставил Настю в непростое положение. В конце концов, Эдуард захочет увидеть меня. Как она поведет себя? Скажет, что против моего визита? Навряд ли. Я по-прежнему не знал, правильно ли поступил там, в Монино, поведав ей про мои чувства? Я отставил все эти вопросы на долгий срок, благо, в тот период мне хватало, чем озаботиться. Я делал нужное дело. Нужное не только для нынешней власти, но и для страны – я в этом не сомневался. Осознание подобного успокаивало.

Недели три я не связывался с Эдуардом. Он сам позвонил мне, высказал недовольство тем, что я в очередной раз пропал.

– У меня срочная работа. И очень ответственная, – объяснил я.

– Настолько ответственная, что нельзя навестить брата? – бурно удивился он.

– Настолько срочная.

– А хотя бы позвонить можно было?

– Можно. Виноват. Признаю сей печальный факт. Готов понести наказание. Но потом.

– Что у тебя на этот раз? Секрет?

– Да не секрет. Большое парадное мероприятие. – Пришлось коротко рассказать ему о том, чем я теперь занимался со своей командой. Закончил так: – Всё, Эдик, больше не могу. Пора на совещание. До свидания.

Мне на самом деле надо было нестись в Кремль на совещание, которое проводил госсекретарь.

Большое парадное мероприятие состоялось в намеченный срок. Государственный центральный концертный зал «Россия», расположенный в одноименной гостинице[5], был полон.