Прошлое в настоящем

Картины сюрреалистов – не есть ли это попытка показать абсурдность сквозь композиционно ожидаемую разумность? Символическое отображение видения абсурдности в жизни. Этим они, может быть, так и привлекательны. А что же Босх – увидел все это еще тогда, давно, сквозь погруженность в религиозное сознание? И это видение ему простили, сохранили до наших дней. Вот предо мной изумительная повесть Ежи Анджеевского Врата рая [Andrzeyewski, 1963] – это характеристика детского крестового похода как абсурда. Может быть, наиболее яркое описание всеобщей, вневременной абсурдности жизни дано в романе В. Набокова Приглашение на казнь. А нацизм – трагедия, разыгравшаяся на наших глазах, – разве это не абсурд в масштабе историческом? С проблемой абсурда во всей ее остроте, по-видимому, столкнулись католические мыслители. Вот как трактовку абсурда у христианских авторов в книге [Earl et al., 1963] пересказывает Бронюс Кузмицкас [1986]:

В этом мире временности и историчности человек радикально свободен, ему всегда предстоит радикальный выбор. Он может подчинить свою жизнь и окружающий ее мир своим временным желаниям, он может свои силы и желания направить и к самопожертвованию, к трансцендированию самого себя. Во всяком случае, при выборе имеется доля неуверенности и риска, так как мир человека имеет различные «логики», он включает также абсурд как постоянное измерение нашего опыта, поэтому разум не может быть надежным руководством в жизни. Абсурд не может быть преодолен разумом, на него дают ответ только вера, решимость действовать и создавать. Христианство всегда, наряду с таинством, раскрывает и абсурдность человеческих дел, а ответом на абсурдность может быть только вера (с. 147—148).

Это, безусловно, любопытный взгляд на абсурдность, важный, прежде всего, тем, что здесь абсурдность признается как одна из составляющих поведения человека и ищется путь ее преодоления. Возможна и такая интерпретация: жизнь нас все время сталкивает с «коанами», нам не удается разрешить их на континуальном уровне, а на логическом уровне это воспринимается как абсурд.

От себя я добавил бы следующее – ни одна культура, наверное, не знала такого количества всевозможных протестантских движений, как европейская. И вcе это было проявлением борьбы логичности против накопившегося и застоявшегося абсурда. В этом, видимо, историческая миссия европейского рационализма… А в наши дни – стресс.

16. Правомерна ли гипотеза о субстанциальном существовании «полей сознания»?

There is one mind common to all individual men46.

R.W. Emerson

. History

Как это ни странно, но сейчас уместно вернуться к обсуждению издревле известной гипотезы о субстанциальном существовании «полей сознания» вне человека. Осмысление всего многообразия сведений о роли измененных состояний сознания в интеллектуальной жизни позволяет снова поставить вопрос о том, является ли человек творцом континуального мышления или только преемником тех потоков, которые протекают где-то вне его. Если справедливо второе предположение, то все усилия человека, направленные на восприятие этих потоков, – медитации, прием психоделических средств, участие в мистериях или, наконец, умение задавать самому себе вопросы на языке дискретных представлений и ждать на них ответа – все это только различные способы настраиваться на прием.

Представление о субстанциальном характере континуального сознания, глубоко связанное с философскими учениями Востока, не чуждо и западным философским воззрениям. В каком-то смысле оно напоминает учение об идеях Платона, представление о мировой воле Шопенгауэра и идеи Юнга об архетипах в коллективном бессознательном. И если Судзуки [Fromm et al., 1960] говорит о Космическом бессознательном, то Фромм [ibid.], следуя Бёкку47, предпочитает уже говорить о Космическом сознании.