Прошлое

Чтобы не возвращаться в камеру, Римини вызвался отмыть туалеты, а затем и кухню, где на плите его ждала многослойная корка когда-то сбежавшего и пригоревшего кофе. Мало-помалу к нему возвращались воспоминания о предшествующих днях. Пока что — пунктиром, своего рода сверкающей неоновой вывеской, в которой погасла часть букв, в основном гласных… В какой-то момент он все же утомился и, с разрешения дежурного, присел на кухне вместе с ординарцем, который угостил его горячим, только что снятым с плиты кофе. Вскоре мимо них по коридору прошел полицейский, кативший перед собой тележку из супермаркета, загруженную до краев самыми разными предметами — скорее всего, это были вещественные доказательства множества краж. Поверх этой груды магнитофонов, колонок, автомобильных зеркал, какого-то оружия, женских сумочек, портфелей и бытовой техники возвышалась помещенная в прозрачный полиэтиленовый пакет картина Рильтсе. Римини проводил взглядом это украденное им, но вновь обретенное человечеством сокровище и, опустив голову, вновь стал прихлебывать кофе.

Неожиданно энергия и активность сменились смертельной усталостью; она практически парализовала Римини, лишив его всякого желания продолжать чем-то заниматься. Нельзя было сказать, что он не выспался; не была усталость и следствием того объема работ, который он проделал за последние два часа (профессиональному уборщику потребовалось бы часов шесть, не меньше). Эта усталость превращала жалкую горстку прожитых им лет в долгие эпохи, а последние дни — в века. Вполне вероятно, это и была та усталость, которую принято называть смертельной. Именно такая усталость охватывает стариков, когда их жизнь подходит к концу, и помогает им достойно, а иногда и с благодарностью встретить смерть. Римини ощутил, что вся его жизнь уже ему не принадлежала; наоборот, груз прожитого наваливался на него извне, грозя погрести его под собой. Как и большинство людей, Римини много думал о том, как болезни и неблагоприятные внешние факторы могут оборвать жизнь; теперь к этим двум напастям добавлялась третья — вот эта усталость. Римини вдруг ощутил, что не способен больше ни на что — даже на то, чтобы удержать в руках стаканчик с кофе. Он попытался поставить его, но и на это его не хватило: часть горячего напитка расплескалась, залив не только край стола, но и руку Римини. Его усталость была такова, что он не мог даже почувствовать боль; он молча смотрел на обожженную руку и не пытался поставить стаканчик и, например, сунуть ее в холодную воду. На помощь ему поспешил ординарец: почувствовав неладное, он выхватил стаканчик с кофе и положил на обожженный участок кожи на руке Римини холодную мокрую тряпку. Римини смотрел на него в упор, но так и не смог заставить себя произнести хотя бы пару слов благодарности. Так плохо ему еще никогда не было. Он устал. Он почти умер. Зато теперь, погребенный под курганом прожитых лет, он мог спокойно заняться тем, чем давно собирался, — вспомнить все, что было.