— Незнакомец, ты исключительно не прав. Конь с таким замечательным именем «Лазутчик» не может не выиграть. Он потому и «Лазутчик», что первый приходит к успеху, обескураживая врага. «Вега» же, о человек, начисто лишенный романтики, олицетворяет для меня успехи человека в космосе. Неужели ты не читаешь газет, сидя на этом паршивом ипподроме, и не знаешь, что Вега — одна из звезд нулевой величины, уступающая по яркости только Сириусу? Именно на эту звезду в недалеком будущем впервые ступит нога советского человека. Подчеркиваю — впервые! Поэтому я ставлю на Вегу. Что касается наездника второй категории, то это даже лучше, что второй, потому что он, наверное, очень хочет стать наездником первой категории, в то время как наезднику первой категории уже некуда стремиться и он может прийти вторым.
Мне показалось, что я его убедил, потому что он плюнул и тихо отошел не оглядываясь.
Я подошел к кассе, чтобы купить билет.
— Простите, — сказал я пожилой кассирше, — я хотел бы поставить один рубль на двух облюбованных мною лошадей. Продайте мне талон, потому что я хочу занять место на трибуне.
— Нет, молодой человек, — сказала кассирша, — я не продам вам билет.
— Почему? — изумился я.
— Потому что вы сегодня первый раз пришли в эту клоаку, и я не хочу, чтобы вы играли. Вы погибнете.
— Что такое, — заорал я, — я хочу поставить на лошадь. Закон на моей стороне. Немедленно дайте мне билет! Я не погибну, клянусь здоровьем! Начинается бег, дайте мне скорее талон! Я буду жаловаться!
— Юноша, — сказала кассирша печально, — я сижу здесь не первую пятилетку. Передо мной прошла целая плеяда достойных людей, которых погубил азарт. Вы знаете, что такое азарт?
— Нет, — сказал я, — я не знаю, что такое азарт, но я безумно хочу узнать. И я не позволю, чтобы мне мешали узнать, что такое азарт. Заберите мой рубль, мадам, и дайте мне билет на Вегу и Лазутчика.
— Хорошо, — сказала кассирша, — я продам вам билет при одном условии: вы проиграете и немедленно уйдете отсюда домой.
— Да, да, — клянусь, что я тут же уйду домой.
— Вы слышали эту клятву? — спросила кассирша Марка.
— Да, — сказал Марк, — мы тут же уйдем.
— Ставь скорее, а то начинается, — сказал я Марку.
— Нет, — ответил он, — я никогда не искушаю судьбу. Я буду рядовым интеллигентным зрителем.
И мы прошли на трибуну. Начались заезды.
На старте гарцевали красивые сильные лошади. К ним были пристегнуты маленькие колясочки, в которых сидели наездники. На них были надеты цветные рубашки — оранжевые, белые, синие, красные, в крупную клетку, и шапочки с козырьками. Они выглядели игрушечно и празднично. На наездниках были номера. Лазутчик шел под номером 6. Прозвучал сигнал. На дорожку выехал «Москвич», к которому были приделаны крылья-барьер. Это был стартовый «Москвич». Наездники выстроились за этими крыльями. Ипподром затих. Старт! — И понеслось! Лазутчик, коричневый, лоснящийся жеребец нелепо взмахнул копытами, затоптался и моментально отстал. Мой протеже — наездник второй категории — сделал некий пасс, смысл которого я, конечно, не уловил, и Лазутчик со всех ног бросился догонять впереди идущий табун.
Я заорал.
Вообще-то я зря орал. Я отлично знал, что мои лошади придут первыми. Во-первых, дилетантам всегда везет. Во-вторых, зачем мне вспоминать этот эпизод, если бы я проиграл. В-третьих, мне всегда везет совсем не там, где нужно… Короче, мои кони пришли первыми. Происходило это так:
— Давай, Лазутчик, шпиончик, агентик, жми, дави, — орал я.
Лазутчик услышал. Пролетая мимо меня, он повернул голову и подморгнул мне. Я успокоился.
— Порядок, — сказал я Марку, — он будет первым.
— Не морочь голову, — сказал Марк.
Под вопли ипподрома лошади вырвались на финишную прямую.
— Победил «Лазутчик», — объявили по радио.
Соседи по трибуне боязливо посмотрели на меня. Я тихо, по-идиотски улыбался. Соседи отодвинулись.
— Пойдем получать деньги, — сказал я Марку.
— Зря ты поставил на два заезда, — сказал Марк. — Теперь совершенно невероятно, чтобы ты выиграл. А за одну лошадь денег не дадут. Это не считается.
В перерыве я приставал к соседям, как Авессалом Изнуренков из «Двенадцати стульев».
— Не правда ли, какие прелестные лошадки? — спросил я ханыгу с испитой рожей в синем драном плаще.
— Чего? — мрачно огрызнулся он.
— Скажите, пожалуйста, какую примерно скорость может развить конь, если он бежит во весь опор? — спросил я паренька, который, сплевывая и матюкаясь через каждое слово, рассказывал товарищам, сколько, сука, гад, он, падла, выиграл, сволочь, вчера, падла, на седьмом, сука, забеге.
Пока он сообщал мне данные о скоростных особенностях отечественных жеребцов, я думал о том, что, в сущности, мы живем странной нелепой жизнью. Какого черта я сижу здесь и убиваю золотое время? И как это грустно все время острить.