– Господа! – еще за квартал вопит Гешка не своим голосом. – Этот вот, в бархате, с виду шевалье (я тогда зеленый бархат носил), хочет похитить невинную девицу для погубления ее магнетическими, электрическими и чернокнижными опытами! Не дайте свершиться злодеянию!
– Да не девица я! – снова разобиделась Лизон. – Что же творится? По улице не пройти. Уже третий пристает!
– Не бойтесь ничего, дитя! – воспрял маркиз. – Садитесь в мою карету. Я отвезу вас к вашему почтенному отцу и даже дам ему три луидора.
– Не верьте и этому в лиловом! – разрывается Гешка. – Это извращенец и садист!
– Прямо так и сказал? – усмехнулась я. Бек нисколько не смутился:
– Не подначивай, Юлия! Ну, может, не «садист». Слова такого тогда не было. Но что-то он кричал в этом роде. Не забывай, по-французски!
– Шевалье, – вдруг бросился ко мне де Сад, дыша серебристым ландышем, – негоже нам терпеть оскорбления какого-то худородного поганца. Давайте-ка наймем этих добрых горожан, чтобы они отколотили его палками. Палок у меня в карете полно, я их держу для возбуждения любовного пыла у дам.
Вот садюга! Но мысль подал здравую. Пока я по карманам шарил, деньги искал, Гешка сунул Лизон корзину с яйцами и в спину толкает:
– Уходите побыстрее! Эти два негодяя способны на все!
Лизон и сама рада убраться, да только тут сквозь толпу протиснулся какой-то здоровенный детина с волосатой грудью.
– Лизон! – заорал детина. – Что с тобой? Что им от тебя надо?
– Известно что! О, Дуду! – пищит Лизон. – Наконец-то! Мой дорогой кузен!
Я знаю отлично, что он не только кузен, но и один из пяти любовников крошки. Нрава он дикого, рожа зверская. Гильотинируют его только в 1794 году, это нескоро, так что лучше держаться от него подальше. Хочу бежать, но Дуду уже схватил меня за фалды.
– Что они сделали с тобой, Лизон? – вопит он у меня над ухом.
– Эти трое только что изнасиловали вашу сестру, – шепчет ему какая-то мерзкая старая карга.
– О – о – о – заклокотал Дуду. – Проклятые аристократы! Лизон, ты жива?
В ответ на это Лизон наконец-то свалилась в обморок. То ли в самом деле испугалась, то ли не было уже мочи маяться в своем корсете. Очень уж перетянулась. Я сразу отметил: нельзя иметь столь тонкую талию и одновременно такие пышные щеки.
– Она умерла! – взвыл дурак Дуду. – О, проклятые аристократы! Лизон!
Обезумев от горя, гигант тряхнул нас с де Садом. Меня он держал правой рукой, а маркиза левой. Вот в этой левой и скользнул как-то лиловый атлас, маркиз выпал и свалился своей ландышевой грудью и локтями в корзинку с гусиными яйцами. И как это она подвернулась? Яйца подавились, маркиз рассвирепел и стал стращать королевским судом. По толпе пошел слух, что выслана уже на наше происшествие стража. Дуду смекнул, что дело его плохо, и со зла пихнул меня прямо на маркиза, обмазанного яйцами. Я крепко въехал маркизу носом в лоб. Даже в глазах у меня потемнело, и кровь брызнула из ноздрей фонтаном. Маркиз тоже пострадал: от неожиданного удара отхватил своими же зубами кончик своего языка. Стоим мы оба в слезах, в крови, в гусиных яйцах и глядим, как Дуду напоследок Гешку отделывает. Кулаками, без всяких маркизовых палок. Кто-то в толпе его нарочно подуськивает, а кто-то кричит, что аптекарь не при чем. Мы с маркизом, естественно, тут же по каретам – и разъехались. Вот тебе и роль личности в истории!
– Причем тут история? Какая личность? – пожала я плечами. Мне эта глупая байка ничуть не понравилась. Сразу видно, что вранье.
– Как причем, Юлия! – закричал Гарри Иванович. – Ведь этот самый болван Дуду, он же депутат Дидье Пуассон, закатил через восемнадцать лет такую речь в Конвенте! Раскрыл свою луженую глотку и завопил, что при старом режиме аристократы насиловали девушек прямо посреди улицы, в том числе до смерти его сестру унасиловали. Лизон в самом деле померла полтора года спустя после того дебоша на улице. Померла от простуды. Мы-то с маркизом тут причем? Но Конвент рыдал, стучал ногами и требовал: «Аристократов – на фонари!» Много пудреных голов тогда слетело. Депутат Дуду бил себя по волосатой груди и требовал крови, а, собственно, что мы, аристократы, ему сделали? Это он нас яйцами заляпал! Вот справедливость истории... Вернее, нету никакой справедливости. Я сейчас подумываю мемуары написать, «Встречи с замечательными людьми» назову. Все ведь пишут, даже те, кто ни черта не видал. А я повидал! Неплохо смогу заработать...
– Вы совсем заврались, – сказала я. – Никаких маркизов вы и в глаза не видели. Ищите дурочку!
Бек захихикал, потирая руки:
– Нашел, Юлия, уже нашел! Ты – моя дурочка. Я зачем пришел-то, знаешь?
– Прощаться, – неуверенно ответила я.