Прошлые жизни детей. Как воспоминания о прошлых жизнях влияют на вашего ребенка

Идеи и мысли могут пережить смерть. Последняя мысль, занимавшая человека перед смертью, способна настолько запечатлеться в его душе, что станет доминировать в его следующей жизни. Доктор Вулгер называет это «историей жизни»[2] (так же, как другие психологи назвали это «доминирующим мифом личной темы»). История жизни формирует личные наклонности, представления и мотивации, придавая характерную окраску восприятию мира и человеческих поступков.

Например, история жизни: «Выходить из дому небезопасно» – может возникнуть в результате смерти при неожиданном нападении. «Я ни на что не способен» – говорит о том, что в прошлой жизни человек испытал серьезную неудачу. «Я во всем виноват» может появиться от фатальной ошибки в прошлой жизни. Смерть в детском возрасте, когда рядом находились родители, может привести к истории жизни: «Вы не смогли меня защитить».

Но не только травмы, связанные со смертью, оказывают воздействие на настоящее. Второй по силе влияния травмой (после насильственной смерти) является изоляция, разлука и отверженность. Эта грустная тема преследует людей сквозь всю историю: изоляция ребенка от родителей во время войны, разлука возлюбленных, попавших в рабство. Разлука ребенка с родителями навсегда может настолько травмировать психику, что останется доминирующей темой в последующей жизни, даже если смерть наступит гораздо позже. Подобная травма может манифестировать себя в будущем как беззащитность, неспособность доверять окружающим, невероятная ревность, боязнь разлуки у младенца ^{9}.

Трудные личные отношения и семейные конфликты также могут корениться в сценариях прошлых жизней. Все те же люди, знакомые по прошлым жизням, вновь появляются в нашей судьбе, незавершенные дела прошлого требуют разрешения в настоящем. Мы возвращаемся, чтобы проиграть все те же темы, меняясь ролями и полами из жизни в жизнь. Взаимоотношения варьируют от любовных до враждебных. Общие проблемы могут возникать и разрешаться в группах из двух, трех и нескольких человек.

Я уверена, что положительные взаимоотношения встречаются чаще, чем все остальные: заботливый отец может стать вашей нежной дочерью, а преданный друг – вашей матерью. Обычно хорошие отношения в прошлом продолжают быть положительными и в настоящем. Это правда, что любовь выживает, даже если роли меняются. Встреча двух «половинок» не просто романтическое понятие – это реальность.

Но в книге доктора Вулгера речь идет об исцелении всерьез, и его пациенты являлись к нему с серьезными проблемами взаимоотношений. При регрессии они часто описывали родовую вражду и кровную месть, переходившую из жизни в жизнь. Старые счеты между отцом и сыном, господином и слугой, сводными братьями или сестрами, обидчиком и жертвой (список можно продолжить до бесконечности) получают новое звучание и заново проигрываются в последующих жизнях. Доктор Вулгер приводит пример, когда отец и дочь кувыркались вместе через шесть жизней, а другое несчастное трио – мать, дочь и внучка не переставали сводить счеты на протяжении девяти прошлых жизней ^{10}.

Почему все так трагично?

Что-то беспокоило меня в случаях из книги доктора Вулгера. Все они казались мне исключительно кровавыми и жестокими. В центре травматических воспоминаний о прошлых жизнях, кажется, стоят нескончаемые изнасилования, убийства, пытки, несчастные случаи, самоубийства и катастрофы. Почему все так трагично? Возможно, подобные жестокости были более обычным явлением в прошлых столетиях, чем мы себе представляем? А регрессии в прошлые жизни являются окном, позволяющим взглянуть на темные уголки истории в новой перспективе? Эти рассказы о прошлых жизнях никак не назовешь подслащенными пилюлями.

Но я осознала, что есть еще одна причина, по которой истории, сообщенные во время регрессий, были столь кровавыми. Пациенты доктора Вулгера обращались к нему с серьезными проблемами, увечащими их жизни, – с теми проблемами, которые не поддавались традиционному лечению. Причина этих тяжелых страданий, как правило, крылась в насильственной смерти или страшной психической травме, пережитой в далеком прошлом и оставившей неизгладимый шрам. Чем страшнее смерть, чем тягостнее травма, тем дольше будет переходить из жизни в жизнь оставленный ими шрам.

Это озарение помогло мне осознать, что вся боль и трагедия, которыми исполнены случаи из практики доктора Вулгера, не являются отражением типичных жизней. По наблюдениям Хелен Уомбэч, 62 процента исследуемых вспоминали смерть при мирных обстоятельствах. Случаи, описанные доктором Вулгером, являются экстремальными и относятся к остальным 38 процентам.