Прошу повторить убийство

— Во всяком случае убийца, преподнеся нам Барановского на блюдечке, выигрывал очень многое. В течение долгого времени следствие было бы направлено на то, чтобы доказать вину этого валютчика. А истинный преступник получил бы свободу действий и возможность дальнейшего запутывания следов, а ему это необходимо.

— В этом вы правы, поручник. Это только гипотеза, но она звучит правдоподобно. Попытка убийства Ханки Врублевской, отправление Барановского в квартиру на Мазурской свидетельствуют о том, что убийца не чувствует себя в безопасности и пытается любой ценой поправить это положение.

— Понятно. Я представляю, в каком напряжении этот человек живет. Если кто–нибудь повнимательней посмотрит на него, убийце уже кажется, что его разоблачили. Я не завидую чувствам, которые он испытывает, проходя по лестнице мимо многих людей, которые его хорошо знают. А вид Ханки Врублевской, единственного свидетеля, потому что она, возможно, видела его на лестнице, вызывает у него панический страх. Ничего удивительного, что в такой ситуации трудно сохранять хладнокровие и вести привычный образ жизни. Ежедневно приходить на работу, здороваться и разговаривать со знакомыми. В те дни наверняка много говорили об убийстве. Подобную пытку редко кто может выдержать.

— Если принять вашу гипотезу, и я по–прежнему утверждаю, что это только гипотеза, именно Норковский — преступник с улицы Бучка, то вы совершили серьезную ошибку в первоначальном рассуждении.

— Какую? — удивился поручник.

— Вначале вы предполагали, что преступление это — дело рук любителя. Норковский — это профессиональный преступник, он привык к тому, что следственные органы разыскивают его. Нервное напряжение, о котором вы упоминали, у него значительно меньше, чем у человека, который впервые встал на этот путь.

— Да. Действительно, вначале я предполагал, что кража и преступление на улице Бучка дело рук кого–то из знакомых Легатов. Кто–то, кто до сих пор вел жизнь честного человека и поддался искушению в виде большой суммы денег, лежащей в квартире. Признаю, что это предположение было ошибочным. Я совершенно уверен, что убийца — это Норковский. Но я знаю также привычки профессиональных преступников, а люди профессии Норковского среди них числятся аристократами, чтобы утверждать, что это первое преступление такого рода, совершенное этим человеком. Профессиональные преступники никогда не берутся за мокрую работу. Поэтому все, что я сказал о нервном напряжении, относится к Норковскому. Он был бы совершенно спокоен, если бы речь шла только о краже. Теперь он в первый раз беспокоится о своей жизни, а это большая разница.

— Этот человек может принадлежать к кругу знакомых как супругов Легатов, так и Ивановских. Ему удалось добыть ключи от обеих квартир. Я готов поверить в тот фрагмент показаний Барановского, где он говорит о Норковском как о прекрасном специалисте в изготовлении всякого рода ключей. Тем не менее самый лучший специалист должен иметь либо замок, либо пластилиновый или восковой оттиск ключа.

— Специалисты теперь не пользуются воском. Пластилин гораздо лучше. Воск нужно долго мять, и, кроме того, он очень хрупкий, в нем могут образовываться комочки, которые могут исказить оттиск. А в точных замках это может послужить причиной того, что ключ не подойдет.

— Мне кажется, что нужно составить длинный и как можно более подробный список знакомых как Легатов, так и Ивановских. Меня интересуют люди, которых знают обе семьи. Это были бы потенциальные подозреваемые. Не подлежит сомнению, что оттиск ключей от обеих дверей мог получить только тот, кто знает жильцов обеих квартир.

— Вы правы, — признал поручник, — и мы пришли к тем же самым выводам. Прежде чем мы поймали Барановского, мои люди уже составили такой список. Ответ на вопрос «кого вы знаете», однако, весьма затруднителен для каждого человека. Эти списки никогда не будут исчерпывающими. Впрочем, и само понятие «знакомый» весьма относительно. Вносить ли в этот список человека, с которым я вместе работаю, или только тех, кого принимаю у себя дома? Можно ли назвать знакомым человека, хорошо известного мне по имени, но с которым я за всю жизнь однажды сказал пару слов? А почтальон или работники обувной мастерской? Я знаю этих людей, разговаривал с ними, но не имею понятия, как их зовут. Знакомые это или нет?

— Это все теоретические проблемы, — сказал прокурор. — Перед огромной массой людей таких проблем не стоит.

— Поэтому потерпевшие составили эти списки, о которых вы упомянули. Должен признать, что сделали это очень тщательно. Только некоторые имена там повторяются, например, руководителя Городского совета. Эти люди, повторяющиеся в списках, стоят вне всяких подозрений. Напротив, круг обычных знакомств у этих семей совершенно различен. Так что, к сожалению, этот метод, а я очень на него рассчитывал, нас подвел.