Прошу, убей меня! Подлинная история панк-рока

Терри Орк: Сэм Шепард и Патти Смит репетировали «Уста ковбоя», когда я привел к ним Ника Рэя. Он ставил «Бунтаря без причины». Нужно было, чтобы он оценил постановку. Я изо всех сил пытался найти деньги, чтобы снять спектакль на пленку. Но сразу после премьеры Сэм вдруг простудился и покинул город. Не выдержал напряжения: фактически это была измена на глазах у собственной жены и ребенка… Это было чересчур для него. В общем, он спекся.

Эд Фридмен: Я видел Патти на групповых чтениях Поэтического Проекта в церкви Святого Марка. Она была на голову, да еще и целые плечи выше всех остальных. В первую очередь я говорю о том, как она умела очаровывать публику. Она действительно могла быть звездой и была ей среди поэтов: помесь Рембо и Кита Ричардса, The Velvet Underground и Дженис Джоплин. И она говорила об этих людях. Ее работы звучали романтически. Но она умудрялась совмещать романтизм с характерными чертами попсы. В выступлениях она могла играть, словно настоящий мужчина. Помесь мужчины и женщины. Этакий гермафродит.

В поэме «Изнасилование» она избрала точку зрения мужчины, а объект изнасилования назвала «Душка Гомик».

К тому времени феминизм уверенно набирал обороты. Не думаю, что они считали Патти одним из своих символов, ха-ха-ха. Но, сдается мне, это было частью ее имиджа – она вполне могла бы родиться мужиком.

Как-то раз Патти сказала мне: «Аллен Гинзберг думал, что я – смазливый мальчишка. И пытался меня снять. А я ему сказала: «Смотри на сиськи, Аллен! Обрати внимание на сиськи!»

Патти Смит: Мне особо скрывать нечего. Поэтому я пишу про девчонок, которые прощаются с девственностью. И пишу об этом так, как это делал Лорка. У меня есть одна вещь, там рассказывается, как брат изнасиловал мертвую сестру при свете белой луны, называется «Древо Пениса». Так вот главный герой посмотрел на тело сестры и произнес: «Ты так холодна в смерти. И ты еще холодней ко мне, чем была при жизни».

Большинство моих стихов посвящено женщинам, потому что женщины меня вдохновляют. Лучшие художники – кто? Мужики. А кто их на это вдохновляет? Женщины. Дух мужественности во мне вскормлен женским началом. Я влюбляюсь в мужчин – и они овладевают мной. Мне плевать на эмансипацию. Так что писать о мужиках не получается, поскольку я у них на крючке. Но с бабами я могу быть мужественной, могу сделать их своей музой. И я использую женщин.

Джоуи Рамон: Я встретил Патти в «Кеннис Кэствейс», в самом начале. Она читала стихи. Каждый раз, дочитав стихотворение, она комкала лист и швыряла его на пол. Или, например, читает, читает… Вдруг хватает стул, кидает его через всю комнату, он врезается в стену и разлетается в щепки. Меня так вставляло… Никогда о ней не слышал, но впечатлился будь здоров.

Ричард Хелл: Я решил посмотреть на Патти, когда узнал, что она выступает в гей-клубах, в частности в «Le Jardin». И что она сводит этих чертей с ума. Это меня убило. «Неужели эта публика сходит с ума от стихов какой-то девчонки?»

Патти выворачивала их на полную, это было обалденно, она была очень жестокой, но очаровательной и ранимой одновременно. Абсолютный вперед, без сомнений.

Глава 12 Дом Dolls

Ли Чайлдерс: После того, как кончился ангажемент «Свинтуса», я вернулся в Нью-Йорк и устроился на работу в журнал «16». Потом Лиза Робинсон уговорила Роя Холлингворта, журналиста из лондонского Melody Maker, нанять меня как фотографа. Рой сказал: «Я тут слышал о группе под названием New York Dolls. Подозреваю, что это нечто. И к тому же бесподобное нечто. Поехали, пофоткаем их, заодно интервью возьмем».

Мы отправились на какой-то чердак на Бауэри. И конечно же, New York Dolls хорошо подготовились к встрече. Видимо, как-то пронюхали про визит представителей Melody Maker, поэтому вырядились в женские шмотки и накрасились. Одеваться в женское тогда считалось крутью. Дэвид Йохансен надел прозрачную блузку в горошек. Но мне понравилось. Шел 1970 год, и я был покорен этими эффектными парнями в женской одежде. Помню, я был уверен, что ни одного с нормальной ориентацией среди них нет.

Джерри Нолан: В самом начале аудитория New York Dolls состояла в основном из геев, но мы-то, само собой, стояли на своем. Нам нравились девки. И позволь сказать тебе кое-что: бабы об этом сразу же прознали. Это мужики почему-то смущались. А телки знали, что нам по хую, что на нас надето. И они любили нас за это и за то, что нам хватает смелости так выглядеть и поступать. Им это нравилось.

Ли Чайлдерс: Я думал, что все они – пидоры. Конечно же, я ошибался. Но они были очень забавные. Очень, очень забавные – и это важнее для меня, чем женская блузочка, гетеро– или гомосексуальность. Я ведь думал про них именно так, потому что они разговаривали по-пидорски. Они играли геев. Не помню точно, о чем мы болтали, но чего-то про секс, там было полно всякого в духе «хуи и гранд-хуи», ну и так далее.