Прошу, убей меня! Подлинная история панк-рока

Ди Ди Рамон: Джоуи стал лид-певцом, Джонни на гитаре, а Томми Рамону, нашему менеджеру, наконец-то пришлось сесть за барабаны, потому что никто больше не хотел. Так собрался оригинальный состав Ramones. Но мы совершенно не понимали, что делать, когда начали играть. Попытались сделать пару песен Bay Sity Rollers, и у нас ничего не вышло. Мы просто не знали, как это делается. Так что мы начали писать собственные вещи и лепить их, как получается.

Мы написали «I Don’t Wanna Walk Around With You», и «Today Your Love (Tomorrow the World)». Через пару дней написали «I Don’t Wanna Go Down in the Basement» и «Loudmouth». Вроде бы тогда же Джоуи написал «Beat on the Brat». Это была реальная история. Джоуи как-то видел мамашу, которая бежала за ребенком с дубиной в руке, и написал об этом песню.

Джоуи Рамон: Форест-Хилс был районом для «среднего класса», там жили сплошь богатые снобы и их вопящие выродки. Там просто кишмя кишели эти ебаные дети, которые доставали всех подряд. Нельзя сказать, чтобы родители их били, скорее это тебе хотелось загасить их всех, этих испорченных сопляков. Они были настолько неконтролируемыми и безнаказанными, что дико хотелось их всех порешить.

Как раз тогда я написал песню «Judy Is a Punk». Я как раз шел по улице мимо одного места, Торни-крофт. Это был жилой дом, где собирались пацаны со всего района, тусовались на крыше и квасили. Помню, я шел мимо, и мне в голову пришла первая строчка. Еще одна улица – и еще одна строчка.

Ди Ди Рамон: После одной из первых репетиций мы с Томми пошли в офис студии, потому что он хотел поговорить со мной. Он сказал: «Есть мысли, как нам назвать нашу группу?»

«Ну, не знаю, – ответил я. – Может, Ramones?» И как-то так вышло, что каждый взял имя Ramone и добавил к своему обычному имени. И мы стали Ramones.

Дебби Харри: Мы с Крисом Стайном налетели на Томми Рамона на улице, и он сказал: «А, у меня тут группа. У нас тут репа, приходите посмотреть».

И мы пошли в «Мастерские перформанса». Это было потрясающе. Это было весело. Джоуи все время падал. Он же очень высокий и неуклюжий. Он и так плохо видит, к тому же еще надел черные очки. И вот он стоит и поет, и вдруг БАХ! – он лежит на лестнице, которая ведет на сцену.

Потом остальные «Рамоны» его поднимают и продолжают играть.

Дэвид Йохансен: Чувствую себя идиотом. Однажды мы с Силом уходили из «Мастерских перформанса», там сзади у Монти репетировали Ramones. Мы шли мимо них, увидели Ramones и сказали им: «Ребята, забейте! У вас ничего не получится».

Чувствую себя полным идиотом. Они не укладываются у меня в голове. Еще помню, как однажды сказал Крису Францу, ударнику Talking Heads: «Ты классный парень. Зачем ты с ними связался? У вас нет ни одного шанса».

Да, я та еще муза.

Глава 20 Так ты хочешь быть (рок-н-ролльной звездой) [47]

Пенни Экейд: Я жила в Мэне. Мне надо было съездить в город повидать кое-каких людей, а Роберт Мэплторп сказал: «Слушай, ты не можешь уехать и не сходить на выступление Патти сегодня вечером. “Horses” только что вышли, и она наверняка выступит потрясающе».

Он сказал, что она будет играть в «Оушен клаб» в Нижнем Манхэттене. И я решила: «Ладно, схожу». Я знала, что хозяин «Оушен клаба» – Микки Раскин, он же владеет и «У Макса», и я подумала, что если что, просто пойду в «Макс».

Я пришла на место к часу, у входа толпилось три тысячи человек, все пытались прорваться внутрь. Я как-то прорвалась к двери, и, когда охранник посмотрел на меня, начала: «Извините, мне надо войти». Он ответил: «А остальным, по-твоему, нет?»

Я сказала: «Нет, ты не понял. Я – старый друг Патти. Патти хочет со мной повидаться».

Он ответил: «Ага, тут все – старые друзья Патти».

В конце концов Микки Раскин провел меня в «Оушен клаб». Народу там было не продохнуть, и нам пришлось с боем прорываться до сцены. Там я увидела Ленни Кая, он выглядел, как и прежде, там же была и Патти – стоя на коленях, пилила на гитаре, ну, знаете, в своем репертуаре. Я была так рада ее видеть, что подбежала к самой сцене и закричала: «Патти Ли! Патти Ли!»

Так я называла ее в те времена, когда мы общались. Больше никто не звал ее «Патти Ли», так что я решила, она поймет, что это я кричу. Но вокруг меня крутилась целая пачка семнадцатилетних детишек, и они все тоже начали орать: «Патти Ли! Патти Ли!»

Я подумала: «Не поняла».

В то время я много занималась музыкой, и у меня с собой были свежекупленные тамбурины. Группа как раз начала длинный инструментал, Патти залезла под барабаны, представьте, ползала между ударной установкой и клавишником, напрочь выпала из мира.

Я подпрыгнула и уселась за одной из лож. Я стала играть на своих тамбуринах, турецких, металлических, звук у них был просто невероятный. Художник Ларри Риверс сидел в ложе напротив меня, баба, которая была с ним, наклонилась и заорала: «Может, перестанешь? Ты раздражаешь Патти».