Проситель

-- Вы хотите обидеть будущего российского президента, Мехмед-ага... -глаза Исфараилова сделались печальными, как глаза влекомого на бойню быка. -а там и... бог даст, царя. -- Только Исфараилов в данном случае был не быком, а директором бойни. Его печаль, таким образом, была качественно иного уровня. Это была пародия на печаль Господа, создавшего людей смертными, и, что было еще печальнее, несправедливо и зачастую неестественно смертными. Хотя, в отличие от Исфараилова, Господь прошел крестный путь и, следовательно, знал, что собой представляет неестественная, несправедливая смерть. Да, Господь забирал, но и даровал земную жизнь. Исфараилов -- только забирал. -- Тем самым вы нарушаете наши планы по преобразованию России, Мехмед-ага. особо хочу подчеркнуть: бескровные и благородные планы.

-- Незнание невидимого закона не освобождает от ответственности за его нарушение -- кажется, так это звучит? -- усмехнулся Мехмед. -- Как сильно я нарушил невидимый закон, Али?

-- Мехмед-ага, -- с огорчением, как на по какой-то причине не осознающего свое положение быка, посмотрел на него Исфараилов, -- мне кажется, вы не вполне отдаете себе отчет, о чем, собственно, идет речь. Речь же идет сразу о двух статьях невидимого УК. Вы вознамерились одновременно перейти дорогу как вполне конкретным -- из плоти и крови -- людям, так и... природе вещей, да, именно так, Мехмед-ага, природе вещей. Посему более серьезная -- вечность! -статья поглощает более легкую -- заговор смертных людишек. Не мне вам объяснять, как караются преступления против вечности.

-- Но разве законы природы и, стало быть, законы вечности дано нарушать? -- удивился Мехмед. -- Как, к примеру, можно нарушить закон земного притяжения или... -- проследил взглядом, как Исфараилов бросает специальными щипцами в бокал с золотой (она же "моча койота") текилой кубик льда, -- закон вытеснения твердым телом жидкости? Или, -- усмехнулся, -- основополагающий принцип вечности -- принцип смерти? Я могу сколько угодно объявлять себя бессмертным, Али, но мой век взвешен, исчислен и найден достаточно легким, так?

-- И да, и нет, -- ответил Исфараилов. -- дело в том, Мехмед-ага, что человек одновременно присутствует, не сознавая того, сразу во многих мирах, а потому находится под юрисдикцией сразу многих УК. Тезис о неотвратимости наказания, Мехмед-ага, вечен точно так же, как смерть. Вот только, -внимательно посмотрел на Мехмеда Исфараилов, -- иногда наказание запаздывает.

-- Но иногда, видимо, опережает? -- выдержал взгляд джинна Мехмед.

Ему вдруг сделалось так холодно, как если бы он находился не у себя дома, а в рефрижераторе, точнее, в морге. Взгляд джинна был не то чтобы пуст, напротив, он был исполнен непроницаемой воли, сквозь которую не было пути обычным человеческим чувствам, будь то жалость, сострадание, да хотя бы простое сочувствие. Мехмед подумал, что между людьми существуют разные уровни взаимопонимания, в основе которых может лежать: национальный фактор (в особенности общая принадлежность к какому-нибудь небольшому -- тут связь крепче -- народу), политика (схожее видение будущего), религия (общая вера в того или иного Бога), наконец... любовь к деньгам и -- крайне редкая форма единения -- любовь к Богу.

Как-то отстраненно Мехмед подумал, что с джинном можно достигнуть взаимопонимания по всем позициям, за исключением единственной -- любви к Богу. Если бы я искренне любил Бога, понял Мехмед, он бы не стал со мной разговаривать. Он бы или вообще ко мне не пришел, или бы... мгновенно убил. Наверняка хотя бы в одном из невидимых УК есть статья, карающая смертью за любовь к Богу.

Мехмед вдруг почувствовал, что холод отступил, какое-то светлое спокойствие как бы разлилось в воздухе. Бог, догадался Мехмед, обозначает свое присутствие не только когда человек идет к нему навстречу, но и когда... поворачивается к нему спиной, идет прочь.

Почему? Неужели он любит меня при любых обстоятельствах?

Мехмед подумал, что и сам в принципе готов полюбить Бога.

Но при этом совершенно не готов разлюбить деньги.

"Господи, -- мысленно произнес Мехмед, имея в виду и печального Христа, и сидящего на скрещенных ногах круглолицего Будду, и невидимого, одетого в черную тучу Аллаха, и Магомета, пророка его, и даже... грозного ветхозаветного, с огненной бородой и посохом Яхве, -- я люблю тебя, и я люблю... деньги. Разведи эти стрелки!" -- но, еще не договорив, уже знал, что Бог, как говорится, по определению не разводит эти стрелки. Дает деньги -- да, отнимает -- да, но стрелки не разводит. Развести их может только сам Мехмед.

В следующее мгновение Мехмед услышал шум, его обдало гарью и жарким воздухом, как будто и впрямь он стоял, ворочая стрелку, между колеями, по которым неслись поезда.