Проситель

Его звали Мехмедом. Берендееву было известно, что образование у него (если это можно назвать образованием) три класса, что по национальности он турок-лахетинец, выселенный после войны грузинами вместе со своим народом из приграничного то ли с Турцией, то ли с Азербайджаном района. По слухам, в детстве Мехмед торговал в Сочи у морского вокзала пивом и лимонадом, охлаждая бутылки в ведрах с колотым льдом. Все это, впрочем, не имело отношения к делу. А в России Мехмед вел большое дело.

- Бумаги при вас? - поинтересовался турок-лахетинец.

- Да. Прошу прощения, если они немного помялись, - вытащил папку из-под бронежилета Берендеев.

- Не возражаете, если я ознакомлюсь с ними не на колесах и покажу их моим компаньонам? - вежливо осведомился Мехмед.

- Теперь моя очередь ждать, - улыбнулся Берендеев. - Сумма, на которую я рассчитываю, может быть пересмотрена только в сторону увеличения.

- Вы по-прежнему настаиваете на наличных? - в полутьме глаза Мехмеда светились искренним недоумением.

"Что это за народ - турки-лахетинцы? - подумал Берендеев. - Что о них известно, кроме того, что откуда-то их в свое время выселили, а сейчас обратно не пускают? Есть ли у них хоть один писатель?"

- К сожалению, настаиваю, - любезно ответил Берендеев. - Мне нечего бояться, сделка чистая.

Говорить было больше не о чем. Берендеев решительно взялся за ручку дверцы. Он отдавал себе отчет, что решать, когда именно ему уходить, в данный момент не его прерогатива, но ему было плевать. Отныне и во веки веков писатель-фантаст Руслан Берендеев презирал все правила на свете, кроме тех, которые устанавливал сам. Но таковые он пока устанавливал исключительно для себя самого. Мир о них ничего не знал.

Дверца открылась, в салон проник свежий ночной воздух. Он как бы сдвинул в угол дорогой, порочный воздух салона. Берендееву хотелось думать, что в этой игре он на стороне свежего воздуха, но он не был в этом уверен.

- В этой жизни, вернее, в коротком ее остатке, - сказал в спину вылезающего из машины Берендеева Мехмед, - я опасаюсь единственного...

- Надеюсь, не смерти? - живо обернулся тот.

- Опасаться смерти в нашем деле слишком уж банально, - впервые за время их беседы соизволил улыбнуться Мехмед. Сначала Берендеев подумал, что он вставил эти белоснежные зубы в Штатах или в Швейцарии, но потом понял, что Мехмед сохранил свои. У людей, сохраняющих до глубокой старости отменные зубы, вспомнил Берендеев великого Авиценну, в голове образуется непроходимость артерий, они часто умирают от кровоизлияний в мозг. - Каждый из нас примерно представляет себе, как умрет, не так ли, Руслан? Я опасаюсь того, чего не понимаю. Пока что я не понимаю тебя, и это мне не нравится.

- Твои проблемы, Мехмед. - Берендеев хлопнул дверью.

На Новоипатьевской улице было по-прежнему тихо. Только телохранительница Мехмеда показалась Берендееву куда более симпатичной, чем когда он садился в машину к турку-лахетинцу. "Что делает с женщиной теплая осенняя ночь!" подумал Берендеев. И еще подумал, что, по всей видимости, еще увидится с этой преобразившейся в теплой осенней ночи женщиной.

Или - не увидится никогда.

12

Берендеев давно обратил внимание на занятную бабушку, каждый вечер выходящую на помоечный промысел. Она жила в соседнем подъезде, и все считали ее сумасшедшей, однако она таковой не была. Подтверждением этому служила хотя бы редкостная - близкая к совершенству - экипировка, в которой бабушка отправлялась на дело. Обычно встречные брезгливо шарахались от бабушки, и только писатель-фантаст Руслан Берендеев уважительно раскланивался с ней, не уставая восхищаться очередными (скажем, такими, как мотоциклетные очки-консервы, надежно предохраняющие глаза от любых неожиданностей) новшествами в ее экипировке. Глядя на бабушку, Берендеев с грустью думал, что люди склонны объявлять сумасшествием всякую (неважно, в каком деле) последовательность, доведение до логического абсолюта наличествующих в обществе, но как бы не удостаиваемых вниманием (бытовых, мировоззренческих, экономических и т. д.) тенденций.