Проситель

Писателю-фантасту Руслану Берендееву сделалось любопытно, с какого края Рыбоконь тянет на себя одеяло демократии, которая, как только что заявил очередной президент, утвердилась в России "на тысячелетия". Только ленивый сейчас не возмущался, казалось бы, давно забытыми пьяными падениями с лестницы, тупой прострацией то в бассейне, то на переговорах, клоунской какой-то внезапной (хотя и томительно всеми ожидаемой, а потому как бы невозможной) смертью в сортире летящего в загородную резиденцию вертолета. Берендееву хотелось верить, что Рыбоконь умнее. Ведь не будь всего этого маразма (даже и смерть в сортире вертолета, как ни странно, оказалась тем самым лыком, которое, как известно, в строку) - не сидеть бы теплой звездной ночью бывшему преподавателю физики из провинциального медицинского института на берегу Средиземного моря, на собственной вилле, попивая доброе кипрское вино.

- Если я правильно тебя понял, - предельно спрямил путь к сути Берендеев, который, напротив, ценил мысли, идеи, умозаключения за сжатую (сконцентрированную, как запах гнилых овощей на помойке) в них волю к изменению (естественно, в лучшую сторону) жизни, то есть за, так сказать, социальную красоту, и которому было плевать, какое он сам занимает в них место (чаще всего - никакое), - сейчас у нас в России не истинная демократия, а некое ее грязное, изломанное производное. Стало быть, должен появиться кто-то, кто принесет народу истинную - героическую, выстраданную, естественную, какую еще... демократию?

- Ты совершенно правильно меня понял, - не без удовольствия подтвердил Рыбоконь. Мягко говоря, он был толерантен к лести.

- Кто же этот человек? Кто приведет народ к истинной демократии? воскликнул Берендеев, в общем-то зная ответ.

- Два человека, - донеслось до него из белой пеликаньей рамки на урезе моря.

- Два? - растерялся Берендеев. - Одного я знаю. Это ты. Но кто второй? Надеюсь... не я? Нестор, зачем тебе второй? Большое дело надо делать в одиночку!

- Ты? При чем здесь ты? - не без надменности поинтересовался председатель совета директоров "Сет-банка". - Не ты. Но второй нужен. Без него никак.

- Не томи. Кто он? - осушил бокал до дна Берендеев. Разговор стал напоминать ему сцену из пьесы Ионеско. "Второй" мог оказаться кем угодно: его величеством императором цыган, очередным президентом России, миллионным по счету посетителем "Макдональдса" на Тверской, а то и... не человеком вовсе. Берендеев почувствовал что-то вроде обиды. Почему это он не может быть этим вторым?

- Иисус Христос, - ответил Рыбоконь.

- Ну да, - перевел дух Берендеев, - как я сразу не догадался? Кто же еще?

- Хочешь, скажу, почему люди в нашей стране ненавидят демократию и, так сказать, сопутствующие ей газы - перманентную экономическую реформу, политическую борьбу, парламентскую говорильню, свободную прессу, похабствующее телевидение, ну и так далее? - спросил Рыбоконь.

- Полагаю, потому, что все это заслуживает ненависти, - почти что в духе героев Гомера и Тацита ответил Берендеев.

- Отнюдь, - покачал головой (Берендеев догадался по отраженному блюдечками-очками лунному блику) Рыбоконь. - Люди ненавидят демократию исключительно в силу собственного несовершенства. Видишь ли, они слишком глупы, чтобы заниматься бизнесом, слишком ленивы, чтобы честно и много трудиться в качестве наемных служащих, слишком продажны, чтобы сколько-нибудь долго заниматься политикой, слишком умственно несамостоятельны, чтобы не читать свободную прессу, и слишком порочны, чтобы не смотреть похабствующее телевидение. Дело, таким образом, не в демократии, а в самих людях.

- Но ведь их такими создал Бог, - заметил Берендеев.

- Но ведь Бог создал все. значит, он создал и демократию, - возразил Рыбоконь. - Разве Бог виноват, что люди ищут и находят возможности для собственного ухудшения при любом общественно-политическом строе?

- Ты полагаешь, что Бог, управляя сущим, придерживается демократических норм? - спросил Берендеев.

- Полагаю, что да, - ответил Рыбоконь, - но люди, видишь ли... находят разного рода лазейки. Мне кажется, - добавил после паузы, - внутри мироздания имеет место некое... разделение властей.

- Ну да, на законодательную, исполнительную и судебную, - продолжил мысль Берендеев. - Бог - какая ветвь власти?

- Во всяком случае, не законодательная, - ответил Рыбоконь. - И совершенно точно не исполнительная. Мы-то с тобой знаем, кто в нашем мире осуществляет функции исполнительной власти...

- "В закате рожденный, исполни желанье"... - процитировал Берендеев первую строчку малоизвестного средневекового заклинания, переведенного на русский язык поэтом Брюсовым.

- "Дай денег, дай власти и дай наслажденье"... - к немалому его удивлению, продолжил Рыбоконь.

- Тогда остается судебная, - сказал Берендеев.

- Судебная, - подтвердил Рыбоконь, - но достаточно ли хорошо она осуществляется?

- Узнаем, - посмотрел на темное, как прокурорская мантия, небо Берендеев, - рано или поздно обязательно узнаем, этого суда никому не избежать.