Читаем Проскочившее поколение полностью

Каким образом Гаврилюк получал водку, никто толком не знал, да и знать не хотел. Его дело. Но однажды так случилось, что, выходя вечером из барака, Крюков натолкнулся на солдата, передающего Гаврилюку что-то, завернутое в газету.

А утром за нарушение режима Гаврилюка на десять суток отправили в БУР, барак усиленного режима.

Вернулся он оттуда злой как дьявол и, увидев Крюкова, сказал:

— Донес, сука? Я сразу понял, что ты стукач. На роже написано.

— Врешь, — ответил Крюков, — поищи кого другого, кто на тебя доносил. Я этим делом не занимаюсь.

— Мозги-то мне не вкручивай, — сказал Гаврилюк. — Ты видел, ты и донес. Я вашего брата за версту чую. Знаешь, сколько таких, вроде тебя, говнючков было у меня на побегушках? Кто стучал за полсотни в месяц, а кто просто так, из любви к искусству. Славные ребятки, маму с папой продавали.

Крюков побледнел. Медленно и очень внятно произнес:

— Или возьми свои слова назад. Или… я тебя убью.

Гаврилюк захохотал.

Заржали и его холуи.

Из показаний свидетеля Маликова Д. К.

Угрозы в бараке слышались каждый день. Люди ведь живут здесь на нервах. Но слова Крюкова прозвучали как-то по-особенному. Никто, конечно, не поверил, что он всерьез. И все-таки…

Из показаний свидетеля Девятинина О. З.

Холуи Гаврилюка пригрозили Крюкову, что они его опустят. «Крепче ночью штаны держи…»

Из показаний свидетеля Белькова С. П.

Теперь дня не проходило, чтобы Гаврилюк не задирался с Крюковым. Но тот больше уже не отвечал, молчал…

Из показаний свидетеля Гончарова У. Ф.

Я обратил внимание, что ночью Крюков лежит с закрытыми глазами, но не спит. Я его спросил: «Все думаешь?» Он мне ответил: «Хватит, уже отдумался…»

Из показаний свидетеля Безбородова Д. Д.

Как-то Крюков мне сказал, что вообще он верит в судьбу. Одним суждено жить, а другим терпеть. Только всему должен быть предел…

Из показаний свидетеля Новогорова Т. П.

В тот вечер Гаврилюк рассказывал, как он спал с женой одного подследственного. Баба рассчитывала, что за это ее мужа отпустят, но суд влепил ему десятку. Мы хохотали. Кто-то сказал: «Жаль, у нашего Крюка нет жены. А то бы она нашу наседочку выкупила…»

Ночью в бараке проснулись от странного шума.

Над спящим на нарах Гаврилюком стоял Крюков. В руке у него тускло отсвечивал самодельный нож.

— Просыпайся, гад, — расталкивая Гаврилюка, с ненавистью сказал Крюков. — В последний раз спрашиваю, берешь свои слова назад?

Все остолбенели.

— Да он чумной! — крикнул Гаврилюк. — Да я тебя! — и попытался было вскочить с нар.

Но не успел.

Крюков с силой вонзил нож ему в живот.

Наступила мертвая тишина.

— Зовите охрану, — сказал Крюков.


Прочтя выданное мне в суде разрешение на свидание с приговоренным к высшей мере Крюковым С. В., начальник тюрьмы усомнился: «Не знаю, захочет ли он с вами разговаривать. Очень сложный человек».

Это я понимал и без него.

Крюкова привели. Я назвался, сказал, что о его деле в редакцию написала Галина Николаевна Сизова.

— Зачем? — спросил он.

Я объяснил: судебные инстанции пройдены, но остается еще помилование. Выступление газеты мало что решает, и все-таки если привлечь внимание общественности к сложной человеческой судьбе…

Он перебил меня:

— Я отказался подавать ходатайство о помиловании.

— Сроков тут нет, — сказал я. — Еще не поздно.

Он ничего не ответил.

Я вспомнил, как суетился, лебезил и при этом сильно негодовал приговоренный к смерти Вакорин. Там было все ясно. Сейчас передо мной стоял совсем другой человек.

— Сергей Васильевич, — сказал я. — Мне бы все-таки хотелось поговорить с вами.

Он пожал плечами. Обернувшись к конвоиру, попросил:

— Уведите меня.

— Все? — спросил меня конвоир. Я кивнул.

Крюков ушел, не оглядываясь.

Позже я узнал, что смертный приговор ему заменили пожизненным лишением свободы. Даже без его ходатайства.


Я уже говорил, что в пору моей работы в Комиссии по вопросам помилования мы долго пробивали закон о замене смертной казни пожизненным лишением свободы.

Если преступление настолько страшно, что любой, даже самый длительный срок — слишком мягкое наказание для преступника, то единственно адекватная для него кара — пожизненное заключение. И без смертной казни обойдемся, и злодея не пощадим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука