Проскочившее поколение

Надежда Михайловна подлежала суду по закону от 1 декабря 1934 года «О расследовании и рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актах против работников Советской власти». Дела эти слушались без участия сторон, кассационное обжалование и ходатайство о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Навешанная на Н. М. Лукину-Бухарину статья 58–11 УК РСФСР (участие в контрреволюционной организации) формально позволяла расправиться с обвиняемой упрощенными методами. Однако существовало еще специальное разъяснение, по которому статья 58–11 УК применяться должна была не самостоятельно, «а только в связи с тем преступлением, осуществление которого входило в преступный замысел контрреволюционной организации». Скажем, если замышлялся какой-нибудь террористический акт (ст. 58–8 УК).

Но не слишком поднаторевший следователь из виду это упустил, статью 58–8 УК в обвинении не указал. Вышла промашка. Следователь, разумеется, ее тут же исправил, статью 58–8, как положено, в обвинительное заключение послушно вписал.

Ничто не мешало тогда убить невиновного, убить миллионы невиновных. Но юридический ритуал при этом требовалось соблюсти. Абсурд состоял не только в том, что людям приписывались фантастические, немыслимые преступления, которых они не совершали, но и в том, что их, невиновных, мучили, убивали, уничтожали строго по закону. По тогдашнему закону.

Поэт Борис Слуцкий писал:

Удивительней всего законы были.
Уголовный кодекс
брали в руки осторожно,
потому что при нажиме
брызгал кровью.

…Как и было условлено, ровно в шесть вечера, наговорив на магнитофон все материалы, я сдал обе папки с документами помощнику Теребилова. Однако долго потом колебался прежде, чем сесть за статью.

Останавливало меня одно обстоятельство. Среди документов в деле были и протоколы допросов младшего брата Надежды Михайловны, любимого ее брата, Михаила Михайловича Лукина. Следователь выбил из него показания против сестры, заставив сказать, что о готовящемся Бухариным покушении на Ленина Лукин узнал от Надежды Михайловны. С ней он вел разговор об этом покушении, а впоследствии ей же сообщил, что, будучи военным врачом, он, М. М. Лукин, «ведет подрывную работу по санитарной службе РККА, направленную по срыву ее готовности на военное время». Указания об этой «подрывной, изменнической работе» он якобы неоднократно получал от самого Бухарина.

В ночь с 14 на 15 сентября 1939 года следователь устроил им очную ставку. Наверное, это была одна из самых страшных ночей в жизни Надежды Михайловны.

Привели М. М. Лукина. Его спросили: «Вы подтверждаете свои показания?»

Он ответил: «Да, подтверждаю».

Следователь: «Изложите, что вам рассказывала сестра Надежда?»

М. М. Лукин: «Мне сестра Надежда сообщила, что Бухарин заявил ей: „Лучше 10 раз Зиновьев, чем 1 раз Сталин“. Эту фразу, которую ей сказал Бухарин, моя сестра Надежда, опасалась высказать вслух, боясь, что нас могут подслушать, и написала мне на клочке бумаги… В семейном кругу моя сестра Надежда непозволительно высказывалась в отношении Молотова, называя его прозвищем, которое выдумал Бухарин».

Следователь обратился к Лукиной: «Вы подтверждаете показания своего брата Лукина Михаила Михайловича?»

«Нет, не подтверждаю», — ответила она.

«Какие вопросы вы имеете к своему брату Михаилу?» — спросил он.

«У меня к Лукину Михаилу вопросов нет», — ответила она.

Очная ставка закончилась в 3 часа 30 минут. Больше они никогда уже не виделись.

В. Г. Славутская, сидевшая в одной камере с Н. М. Лукиной, впоследствии мне рассказывала: «Как брат мог давать показания на сестру? Я вам скажу. В камере со мной сидела немка, раньше я работала с ней в Коминтерне. Почти каждую ночь ее вызывали на допрос. Как-то утром возвратилась она в камеру, подсела ко мне, назвала фамилию одного нашего коминтерновского работника и говорит: „Знаешь, я бы задушила его собственными руками. Мне прочли его показания, ты не представляешь, что он наговорил!“ Но проходит еще некоторое время, приводят ее снова после ночного допроса, и я вижу, на ней лица нет. „Как я могла! — говорит она. — Как я могла! Сегодня у меня была с ним очная ставка, и я увидела не человека, а живое сырое мясо…“ Я вам скажу, — сказала В. Г. Славутская, — тогда любой брат мог дать на свою любимую сестру самые чудовищные показания…»

И все-таки о деле Н. М. Лукиной-Бухариной я решил написать.