Проснись!

– Но и не веришь.

– Как я могу тебе верить?! – пальцы женщины сильнее сжали стенки стакана. – Ты… ты скоро захлебнешься в крови.

Ребра сжало стальной клеткой. Холод растекся по крови, а горло сдавило болезненной судорогой. Мать убила свое дитя…

– Это… было… давно… – голова кругом, земля уходит из-под ног.

– Но я не забуду этого никогда… – устало.

– Я тоже…

– Что и требовалось доказать, – холодно.

Сол молча прошла в комнату и закрыла за собой дверь. Стакан разбился о стену как раз в тот миг, когда девушка рухнула на колени, зажимая рот рукой, впиваясь зубами в свое запястье.

* * *

И снова Берлин, снова больница, снова шаги в коридоре. Каждый стук сердца отражается от бетонных зеркал. Холодно, сыро, нечем дышать. По стенам скользят тени. Она дошла до конца коридора, оглядываясь по сторонам. Застывшие люди: грязные ублюдки, которым нужна лишь кровь и боль живых тел. Взгляд на арену – сердце рухнуло вниз.

«Нет!» – прошептало ее сознание.

В черной клетке ринга Архангел. Напротив Шакал. Вдох. Кто-то нажал на старт. Рев безумной толпы. Она с трудом протиснулась к решетке. Бой насмерть, хруст костей. Она зажмурила глаза.

Внезапно заиграла музыка – скрипка. Ее плач раскрывал еще не до конца зажившие шрамы. В самом углу стоял Ганзель. Его пальцы так умело сжимали смычок.

«Не надо… прошу»…

Но он продолжал. Соленые слезы прошлого щипали свежие раны. А Шакал все бил. Удары сыпались градом, превращая тело возлюбленного в безвольный кусок мяса. Взгляд в другой конец: Гюнтер спокойно курит, опираясь плечом на ограду.

«Хватит!»

Архангел упал на колени порванной куклой. Пальцы Шакала превратились в бритвы. Еще миг и он уже сдирал его лицо. Кровь падает на пол. Черная поверхность впитывает капли, словно почва спасительный дождь.

Ни звука вслух. Она нема. Руки намертво вцепились в металл. Девушка начала оседать. Чьи-то сильные объятия и шепот:

«Иногда лицо – всего лишь маска. Но кинув маску в огонь, ты можешь лишиться лица».

Поворот.

«Ты?»

Столь ненавистный ей образ растворился. Вокруг лишь пустота.

«Пусть исчезают твои шрамы…

Пускай затянутся рубцы…»

Глубокий вдох. Сол открыла глаза.

– У прошлого совсем иной запах, – лишь губами.

Она села, чувствуя, как по шее стекает кровь.– У прошлого совсем иной металл.

* * *

– Здравствуй, отец, – девушка плюхнулась на стул за кухонным столом.

– Милая, что произошло? – обеспокоенно осведомился он.

– Где мама?

– Улетела к сестре в Лейпциг.

– Тем лучше. Папа, я хочу, чтобы ты уехал к ней.

Мужчина удивленно посмотрел на дочь.

– Пришло время поставить точку.

– О чем ты?

– Я просто прошу тебя, уезжай. Мы встретимся в Гамбурге, – Сол взглянула на отца, что нервно закурил.

– Я могу тебе хоть чем-то помочь? – затяжка.

– Да. Уезжай, – пауза. – И… дай мне номер нашего нотариуса.

Мужчина замер, не зная как реагировать.

– Мне очень важно, чтобы ты уехал… прошу, – мольба в словах.

– Я приставлю к тебе охрану.

– Нет! Мне не нужны лишние жертвы.

– Да что, черт возьми, происходит?! – он сорвался на крик.

– Это конец, – чуть слышно. – Я сумею выжить лишь в одиночку, – Сол закрыла лицо руками.

– Милая, – отец встал и порывисто обнял своего единственного ребенка.

– Уезжай, я молю тебя… – она заплакала у него на груди.

– Хорошо, – он гладил ее по волосам, – что мне сделать?

Всхлип.

– Договорись о встрече с нотариусом и улетай. Сегодня же.

– Хорошо, – он поцеловал дочь в макушку и снова крепко обнял. – Я люблю тебя, милая.

– Ich liebe dich…

* * *

– Опаздываешь, красавица, – Энди сидел на табурете посреди пустого зала, шнуруя перчатки.

– Дела.

– Какие?

Сол протянула мужчине бумаги.

– Что это?

– Гонорар.

– Не понял.

– Это документы, в них говорится, что сегодня в 9.00 утра на твое имя был открыт счет в Центральном банке Бостона. Начальный капитал – пара миллионов долларов. Теперь это твои деньги.

Мужчина не смог вымолвить ни слова, просто сидел с открытым ртом.

– Сбрендила что ли?!

– Уже давно.

– Зачем?

– Это просто «спасибо».

– За что?! За все мои промахи?!

– За твою дружбу.

– Я не продаюсь!

– А я и не покупаю, – Сол скинула куртку и достала из сумки бинты. – Бой будет насмерть, Энди, – она кивнула на перчатки, – это мне не понадобится.

* * *

Черный эластичный бинт вокруг костяшек и кистей.

Психоделический рок. Рай.

Выдох. Удар. Хруст.

Боль. Жизнь.

Вдох. Кровь.

Усмешка.

Выдох. Выброс. Удар.

Цепь порвана.

* * *

Под конец тренировки у девушки болело все, что только может чувствовать усталость.

– Отлично поработала, – Энди похлопал ее по плечу. – Слушай, по поводу…

– Я не принимаю отказа, – Сол не дала ему договорить.

– Но так нельзя…

– Боже, да кто тебе сказал, что так нельзя?! – она в кое-то веки тоже сорвалась на крик.

– Потому что людей нельзя покупать!

– Вот скажи, с чего ты взял, что я тебя покупаю? Ты не можешь понять, что это просто гонорар?!

– За дружбу?!

– За помощь! Ты – мой тренер.

Мужчина провел ладонями по лицу, оставляя чуть красноватые отметины.

– Я против этого боя.

– Знаю.

– Ты ведь действительно можешь его убить.

– Знаю…

* * *

На улице было уже темно, все вокруг запорошило скудным снегом. В кармане куртки завибрировал телефон.

– Да, папа.

– Как ты?