Проснись, моя любовь!

Элейн машинально откинулась назад, принимая помощь. Боль была изнуряющей. Невозможно бороться, когда нет сил для победы. Она медленно вздохнула, понемногу позволяя своим мышцам расслабиться.

Лорд развернулся и вышел.

Когтистый кулак снова нанес удар. Элейн прикусила губы, борясь с желанием окликнуть его, вернуть назад. Она зажмурилась, пряча слезы. Ее покинули.

Спустя мгновения он вернулся с чашкой в руках. Матрас прогнулся. Тело Элейн сместилось к нему.

- Я добавил несколько капель лауданума в ваш чай и хочу, чтобы вы выпили все до капли. Он погрузит вас в сон, но зато позволит заглушить боль. Будьте хорошей девочкой, не сопротивляйтесь.

Левой рукой он обхватил ее сзади за шею и приподнял голову.

Элейн взглянула в его лицо. Сейчас он совсем не напоминал ей лорда. Его глаза были темными и серьезными, но вовсе не рассерженными, холодными или насмешливыми. В них не было следов того, что он помнит, как она умоляла его не останавливаться. И уж тем более, в них не было насмешки от этого воспоминания. Рука, поддерживающая ее шею, была тепла и нежна в своей силе.

Что было бы, если бы он узнал, что она не та, за кого он ее принимает? Он не любил Морриган. Возможно, Элейн нравится ему больше?

Но кто в здравом уме может думать о том, что она была кем-то еще, а не сошедшей с ума Морриган? Элейн была сама ни в чем не уверена. В ней по-прежнему теплилась надежда, что однажды она проснется и обнаружит себя в своей родной постели.

Хрупкая и прохладная фарфоровая чашка прижалась к ее губам.

Элейн закрыла глаза и выпила чай. Ее голову тут же бережно опустили на подушку. Теплые пальцы лишь на мгновенье задержались на ее затылке. Почти тотчас ее охватила приятная истома.

- Вот так, мое сердце.

Почему он так добр к жене, которая даже не вспомнила его имя?

Она почувствовала легкое теплое касание на своей щеке. Прикосновение пальцев? Или губ?

Элейн была слишком сонной, чтобы спросить или чтобы обеспокоится. Было невероятно приятно ощущать заботу, ей, которая, сколько себя помнила, всегда сама обо всем заботилась.

Покрывало подтянулось к ее лицу. Элейн вытянула шею, затем подбородком попробовала подвернуть под себя мягкий шелк. Немедленно уверенные, теплые пальцы помогли ей. Она улыбнулась, позволяя темному кокону поглотить последнюю боль.

- Да, поспите. Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя лучше.

Элейн нахмурилась; внезапно она изо всех сил попыталась вырваться из черноты. Когда она проснется, то почувствует себя лучше… Это значит, что она вернется назад в свою постель, в свой двадцатый век.

Назад к Мэтью.

Она заставила себя разлепить веки и посмотреть вперед, но увидела не Мэтью, а…

- Чарльз…

Она услышала свой голос как будто издалека. Он звучал невнятно.

- Да, любимая.

Теплые, шершавые пальцы разгладили нахмуренное лицо Элейн, приласкали ее волосы, откидывая их со лба. Она закрыла глаза, все плыло. Ощущения становились все легче и легче, пока она целиком не погрузилась в негу.

- Да, закрой глаза и засыпай. Не беспокойся. Я не позволю тебе снова пережить это. Если не поможет тантра, поможет ребенок. И я займусь этим сразу же, как только будет возможно.

Типично по-мужски. Как будто беременность что-нибудь решает. Что изменится после того, как эти девять месяцев истекут? Она снова вернется к менструальному периоду. Тихий смех сопровождал ее погружение в бездну, лишенную боли.

Однажды Дэймон заметил, что женщины под воздействием анестезии говорят странные вещи. Поведение Морриган подтверждает его слова.

Чарльз взглянул на свою спящую жену. Она выглядела обманчиво молодой и беззащитной, румянец, горевший на ее щеках вчера, иссушили боль и настойка опия.

Итак, она была не такой уж невежественной, как он считал. Она знала, что беременность - естественное состояние ее тела и что женские ежемесячные кровотечения прекращаются на это время, восстанавливаясь лишь спустя девять месяцев. Он удивился, откуда она почерпнула эти сведения? Насколько он помнил, эта часть мироздания не описывалась в Книге Бытия.

Морриган назвала свои месячные кровотечения «периодом». Емко. Прямо в точку. Конец цикла.

Чарльз…

Он вспомнил охватившую его вчера волну чистого гнева, когда она, находясь на грани высвобождения, не назвала его по имени. Из этого он мог сделать единственный вывод. На протяжении всего года их брака она обращалась к нему не иначе, как «милорд». В решающий момент Mорриган не выкрикнула его имя только потому, что не знала его.

Осознание того, что жена забыла его имя, тогда как он весь год осыпал ее всевозможными мирскими благами, было равносильно пощечине. Он вспомнил, что Морриган потеряла даже кольцо, символ его земных обязательств, хотя в то же самое время приехала к нему в одном-единственном шерстяном платье и со служанкой, которую впору было бы содержать на псарне.

Но сейчас она носила его кольцо.

И прошептала его имя.

Отметины в форме полумесяца на тыльной стороне его руки опровергали ее беззащитность. Он прикоснулся к постепенно исчезающему синяку на ее щеке. Она прижалась к его руке.