Проснись, Рапунцель

– На цыпочках как-то не очень. Я думала, будет удобнее, если оказаться на одном уровне. – Даня силилась вложить в интонации как можно больше непринужденности. – Лучше я попробую со своего уровня.

«Мне снова придется его касаться?»

– Попробуй. – Фаниль был на удивление немногословен. Его голос звучал приглушенно, где-то на задворках.

А это узкое пространство было только для двоих.

Не позволяя себе задумываться, Даня, стиснув зубы, завела руки за шею Якова и прижала подушечки пальцев к его затылку. Для этого пришлось довольно близко придвинуться к нему.

«Ох, нет, надо к основанию шеи. Пониже спуститься… И хорош уже пялиться!»

Светло-зеленый – основной и самый верный оттенок его глаз. Темные зрачки подрагивали, будто густые капли блестящего масла на поверхности прозрачного водоема. На переносице возникли едва заметные морщинки, и чуть приподнятые краешки бровей, соединившись с ними, образовали крошечную крышу домика. Губы побледнели до цвета кожи – он стиснул их со всей силы и, возможно, даже внутри крепко прижал зубами. Невероятно жалостливое выражение.

В тот раз Яков, не заботясь о приличиях, трогал и нюхал ее волосы, пытаясь уловить вонь сигарет. Он сам сокращал расстояние между ними и при этом не казался смущенным. Абсолютно. От него веяло уверенностью, он источал презрение. Но тогда инициатива исходила от него. Он владел ситуацией, мог делать то, что сам захочет.

В огромном гостиничном номере под софитами чужих глаз и снедаемый ответственностью Яков был загнан в угол. Даня ощущала это особенно остро, ведь расстояние между ними было ничтожно мало.

«Не трогай меня… Ну, пожалуйста, не касайся… Не причиняй мне боль… Оставь меня… Оставь меня… Оставь меня…»

Это выражение могла видеть только Даня. И как ходит ходуном кадык – едва выраженный и почти невидимый, – под натужными сглатываниями. Как чуть подрагивает подбородок. И как усиливается блеск в пронзительных глазах, словно копируя переливы пойманного света в расходящихся кругах на воде.

Даня передвинула правую руку, ее пальцы оказались ниже левой щеки Якова. С этого бока Фаниль не мог ничего увидеть. Сосредоточившись на легкости собственного прикосновения, она тихонько огладила большим пальцем щеку мальчишки. Снизу и плавной дугой по скуле. Невесомое касание.

Тонкие мальчишечьи брови сломали контур «домика» и взлетели ввысь. Яков моргнул, избавляясь от слезливого блеска, и уставился на нее.

«Гав», – выдала она хриплым шепотом.

Глаза Якова еще больше расширились. Напряженность, воплощавшаяся в идеально ровной и болезненно выбеленной линии губ, исчезла. К нежной коже губ начал возвращаться мягкий снежно-розоватый оттенок.

«Кажется, успокоился». – Даня легонько хлопнула мальчишку пальцами по шее чуть пониже ушей. Неприятно, но все же не болезненно, как если бы сделать это со всей силы.

Яков вздрогнул. И гневно воззрился на нее.

– Ты…

– Ищу основание шеи. – Даня поспешно нащупала место, где линия шеи плавно изгибалась, и быстро провела руками одновременно с обеих сторон до самой ямки между ключицами Якова.

– Медленнее, – голосом механической куклы распорядился Фаниль. – И впереди нужно брать выше.

– Не брыкайся, – взмолилась Даня. Ей и так было несладко. Руки приходилось постоянно тянуть вверх, а потом удерживать в таком положении. Оказывается, от этого дико устаешь.

Дубль два. Затаив дыхание, Даня снова принялась рисовать пальцами невидимую линию – на ощупь. Ей все равно не было видно, где именно находятся ее пальцы. Зрительного контакта с Яковым она старалась избегать, а потому оставалось занять себя наблюдением за Фанилем.

Обалдеть. Двинутый модельер был сам на себя не похож. Застывший взгляд был полностью сконцентрирован на движении девичьих рук, а мгновенно пересохшие губы шевелились так, словно он что-то неслышно просчитывал. Похоже, он действительно получал из всего этого какие-то наглядные показатели.

– Теперь обхват основания предплечья. – Отсутствие жеманности в интонациях Фаниля несколько нервировало. Если бы не его эпатажный внешний видок, можно было поверить, что беседа ведется с нормальным человеком. – Через подмышечную впадину.

Вот это да! Подмышки Принцессы были гладкие как щечки пупса. Как он бреется? Припарки, тонны крема, проданная адскому властителю душа?! Даня едва пересилила любопытство. Это ж надо быть таким мягоньким и гладеньким! Зависть, черная зависть!

– Обхват груди. По самым выступающим точкам.

Даня подняла взгляд на Якова. Тот был одним сплошным сгустком напряжения. Хотя уже и без того странного испуга, что вдруг проявился в самом начале.

– Где твои точки? – деловито поинтересовалась она.

– Какие? – процедил он сквозь зубы.

– Выступающие. Лучше покажи, чтобы я лишнего не хватанула.

– Просто проведи по груди!

– Неа, тебе же сказали: по самым выступающим точкам. – Нельзя просто взять и не постебаться над Принцессой. Наружу рвалось мерзопакостное хихиканье. Может, у нее ту-ту? Нервы сдали?