Проснись в Никогда

Во время каждого нашего налета, какой бы ад ни творился наверху, я устремлялась прямиком к задней лестнице и спешила в подвал. Распахнув деревянные двери, на которых висела табличка «Архив», я ныряла в лабиринт стеллажей и принималась лихорадочно разыскивать полки на букву «М». Подошвы кроссовок скрипели на рыжем линолеуме. Каждый раз Ченнинг ловила меня, и остаток пробуждения я проводила в «обезьяннике», слушая, как она распинается перед своими коллегами: мол, ей пришлось убить всех остальных, защищая свою жизнь.

И каждый раз, пока мои друзья пытались выстоять в этой мясорубке, я проходила собственное испытание в гудящем зеленоватом подземелье — испытание, никак не связанное с Ченнинг.

Все началось, когда я случайно зацепила ногой коробку, стоявшую на нижней полке.

«Драммонд, Холли», — значилось на ней.

Коробка перевернулась, и на пол вылетел полиэтиленовый пакет с надписью «Вещественные доказательства». Внутри оказался рождественский шарф со снеговиками и оленями, весь в пятнах засохшей крови. Но меня потрясло — я даже застыла на месте, потрясенно хлопая глазами, — то, что пакет был покрыт черной плесенью.

Кроме того, из коробки что-то текло.

Я придвинула ее ногой и заглянула внутрь. В углах скопилась похожая на нефть жидкость, так, будто один из мешков с вещдоками протек. Я вскинула глаза и ошеломленно увидела, что это не единственная такая коробка. Были и другие. Со дна как минимум четырех или пяти капала точно такая же черная жидкость.

А были еще и стеллажи.

Стеллажи, громоздкие и металлические. Иногда стоило мне слегка задеть один из них плечом, пробегая мимо в поисках коробки с надписью «Мейсон, Джим», как громадный стеллаж опрокидывался, словно был сделан из картона, и с оглушительным лязгом заваливался набок, сшибая соседний. Тот опрокидывал следующий, и наконец все стеллажи в подвале начинали валиться один за другим, точно гигантские костяшки домино. Сотни коробок с грохотом сыпались на пол. Оставалось лишь отползти в сторону, вжаться спиной в ближайшую стену и молиться, чтобы меня не пришибло, пока все не стихнет.

После этого я принималась рыться в куче обломков, пытаясь отыскать коробку с делом Джима, прежде чем Ченнинг в очередной раз поймает меня.

Остальным я ничего не рассказывала. Мне было слишком страшно.

— Как продвигаются дела в подвале? — как-то раз поинтересовался Кэннон. — Есть успехи? В последний раз я слышал страшный грохот.

— Приходится перерывать кучу хлама, — сказала я. — Я уже близко к цели.

Опытным путем я пришла к выводу, что самое главное — как можно быстрее бежать между стеллажами, не обращая внимания на то, что они валятся за моей спиной, и направляясь к ряду с делами на букву «М» в дальнем конце подвала. Я уже вычислила оптимальную траекторию перемещения сквозь лабиринт, но однажды, слишком разогнавшись, пролетела мимо нужного ряда и вынуждена была возвратиться обратно. Очень осторожно, чтобы не задеть стеллаж, я развернулась и перешла на шаг, тяжело дыша. Обычно наверху творилось что-то невообразимое, раздавались дикие крики и грохот. На этот раз все было тихо.

Слишком тихо.

Малво, Джед

Махмуди, Вафаа

Мачински, Тина

Коробка с делом Джима стояла на верхней полке, в самом конце. Не веря своим глазам, я бросилась к ней и, встав на цыпочки, попыталась осторожно стащить ее оттуда так, чтобы не повалить на себя весь стеллаж.

Мейсон, Джим Ливингстон

— Попалась, дрянь малолетняя, — прошипел женский голос. — Руки вверх, лицом ко мне, без резких движений.

Ченнинг вышла из-за стеллажа и направилась ко мне, нацелив «глок» прямо мне в голову.

— Не стреляйте. Пожалуйста.

Она вся раскраснелась. Губы подергивались. Она нажала на спусковой крючок.

Такого еще ни разу не было.

Гигантская спичка подожгла фитилек моего мозга. Я рухнула навзничь, непроизвольно раскинув руки, и случайно задела стеллаж, который опрокинулся назад.

— Твою же!.. — от неожиданности завизжала Ченнинг.

Пока вокруг меня рушились стеллажи, я смотрела, часто мигая, на люминесцентные лампы, которые помаргивали зеленоватым огнем, точно пытались что-то донести до меня с помощью таинственной азбуки Морзе. Боль была настолько сильной, что захлестнула меня с головой. А потом она отхлынула.

Смерть оказалась вовсе не таким и кошмаром, как я себе представляла. Пусть я находилась в Никогда, тело и разум по-прежнему вели себя так, как будто все происходило по-настоящему.

Не было ни белого света, ни туннеля.

Вместо этого меня, посреди рушащихся стеллажей, охватил теплый, благоговейный восторг, будто в этот миг, когда рвалась нить моей земной жизни, такая же хрупкая, как место, где листок крепится к ветке, все постоянное, незыблемое, материальное — все, что я считала непреложной истиной, — превратилось в полную противоположность тому, чем всегда было для меня.

Последним чувством, которое я испытала, стало не сожаление и не боль. А радость.

И это было самым пугающим.

«Скоро я увижу Джима». Единственное, о чем я могла думать, пока из меня медленно вытекала жизнь. «Если я умру, я увижу Джима».