Проснись в Никогда

Он снова заплакал, обхватив голову руками.

Я устремила взгляд на парковку, испытывая странное ощущение безысходности и спокойствия одновременно. Джим прав. Даже если он был жив, а этот момент реален, что он мог сделать? Основать фонд памяти Эстеллы? Написать обо всем мюзикл? Ужас заключался в том, что поступок Мейсонов был ядовитым газом, пропитывавшим все вокруг.

Мы сидели, держась за руки, и молча смотрели прямо перед собой.

Казалось, мы оба сняли розовые очки и впервые поняли, что мир никогда не был таким прекрасным, каким мы его представляли. Утраченная иллюзия, к которой нет возврата.

— У меня есть хотя бы ты, Беатрис, — сказал Джим, сжимая мою руку. — Ты мое спасение.

«Вот только меня у тебя нет. Меня вообще нет в живых. И тебя тоже. Мы призраки. Мы — воздух. Мы — аппроксимации».

В горле у меня стоял соленый ком. Хотелось рыдать — оплакивать Джима и себя. Ноги уже начали наливаться свинцом. Приближалось пробуждение. Я не знала, сколько еще осталось. Время, похоже, стало течь сквозь меня быстрее, чем раньше. Казалось, что мозг плавится.

Джим нахмурился, глядя на меня, — наверное, задался вопросом о том, как я узнала, что он будет здесь. Потом до меня дошло, что он заметил черную плесень на растрескавшемся бордюрном камне под нами и асфальт, который бесшумно рассыпался под нашими подошвами.

Я с усилием поднялась на ноги и посмотрела на Джима. Мне было просто необходимо спросить его об этом.

— Ты ведь не станешь делать ничего ужасного из-за этого?

Он прищурился, глядя на меня.

— Не выкинешь свою жизнь в помойку?

— Ты имеешь в виду самоубийство?

Предположение явно оскорбило его.

«Нет».

— Мне нужно идти.

Я развернулась и бросилась бежать. А когда он закричал мне вслед: «Беатрис, куда ты?», я запрокинула голову, обернулась и с диким хохотом крикнула:

— Я люблю тебя, Джим Мейсон! И всегда любила.

Я выскочила с парковки на шестиполосное шоссе. Водители засигналили. Какая-то женщина опустила стекло и заорала на меня:

— Уйди с проезжей части! Милая, что ты здесь делаешь? Милая!

Я слышала, как Джим зовет меня по имени. Закрыв глаза, я шагнула под цементовоз.

30 августа. Уинкрофт. 18:12. — Беатрис? Би! Беатрис!

Глава 22

Марта, Кип и Уитли ждали меня в библиотеке. Кэннона нигде не было видно.

— У тебя получилось, Би! — сказала Уитли, обнимая меня.

— Что произошло после того, как мы скрылись? — поинтересовался Киплинг.

Я ничего не ответила. Молча пройдя мимо них, я направилась прямиком в спальню на втором этаже. Несколько минут спустя, когда мои подозрения подтвердились — я нашла то, что искала, — я спустилась обратно вниз и объяснила им, где побывала. Я рассказала о том, как провела связь между

упомянутым Видой человеком в костюме цыпленка, раздававшим шарики-сердечки, купоном на скидку в ресторане, который остался в деле Джима, и письмом в электронной почте Эдгара Мейсона.

Я рассказала об Эстелле Орнато.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Уитли открыла свой ноутбук и погуглила это имя, потом зачитала вслух скудную информацию о гибели Эстеллы, которую выдал поиск, — четыре предложения в «Саут-Шор сентинел».

— «Стало известно имя четырехлетней девочки, погибшей в среду вечером во время автомобильной аварии в Уотер-Милле», — прочитала она.

— С. О., — сказала я, обращаясь к Марте. — Думаю, это сын Алонсо Орнато.

Разумеется, поиск по словам «Орнато» и «Принстон» выдал страницу на «Фейсбуке»: Себастьян Орнато, перешедший на второй курс. Вверху красовалась фотография Себастьяна в толстовке с эмблемой Принстона. Он был снят в университетской библиотеке, с улыбкой от уха до уха и растопыренными в победном жесте пальцами.

— Бедняжка уверен, что попал в Принстон совершенно самостоятельно, — сказал Киплинг.

— Не могу в это поверить, — мрачно сказала Уитли. — Я знаю, что семейство Джима способно на что угодно. Но стереть существование целого человека? Инсценировать новую смерть, которая выглядит более презентабельно и приемлемо для всех причастных? И при этом выйти сухими из воды?

— Это доказывает, что смерть Джима была самоубийством, — сделав глубокий вдох, заметил Киплинг. — Джим, наверное, чувствовал себя таким одиноким. Таким потерянным. Поэтому он взял велосипед, поехал на карьер и спрыгнул с обрыва.

— Я так не думаю, — отозвалась я.

Все с изумлением обернулись на меня. Я пересказала им то, о чем Джим поведал мне на парковке.

— Если это не самоубийство, что же случилось? — спросила Уитли.

Я порылась в кармане и, вытащив оттуда булавку со шмелем, положила ее на кофейный столик. Глаза Кипа расширились.

— Что это, малышка?

— Джим подарил ее мне в первый учебный год.

— А, точно, — подала голос Уитли.

— Разве ее у тебя не украли? — спросила Марта.

Я кивнула.

— Я только что нашла ее наверху, в шкатулке Уитли.

Уитли, побледнев, впилась в меня взглядом.

— Это ты ее украла, — обратилась я к ней. — Я знаю, что это ты. Ты же у нас известная клептоманка. Разве не так?

— Би, мне так жаль…