Он снова заплакал, обхватив голову руками.
Я устремила взгляд на парковку, испытывая странное ощущение безысходности и спокойствия одновременно. Джим прав. Даже если он был жив, а этот момент реален, что он мог сделать? Основать фонд памяти Эстеллы? Написать обо всем мюзикл? Ужас заключался в том, что поступок Мейсонов был ядовитым газом, пропитывавшим все вокруг.
Мы сидели, держась за руки, и молча смотрели прямо перед собой. Казалось, мы оба сняли розовые очки и впервые поняли, что мир никогда не был таким прекрасным, каким мы его представляли. Утраченная иллюзия, к которой нет возврата.
– У меня есть хотя бы ты, Беатрис, – сказал Джим, сжимая мою руку. – Ты мое спасение.
«Вот только меня у тебя нет. Меня вообще нет в живых. И тебя тоже. Мы призраки. Мы – воздух. Мы – аппроксимации».
В горле у меня стоял соленый ком. Хотелось рыдать – оплакивать Джима и себя. Ноги уже начали наливаться свинцом. Приближалось пробуждение. Я не знала, сколько еще осталось. Время, похоже, стало течь сквозь меня быстрее, чем раньше. Казалось, что мозг плавится.
Джим нахмурился, глядя на меня, – наверное, задался вопросом о том, как я узнала, что он будет здесь. Потом до меня дошло, что он заметил черную плесень на растрескавшемся бордюрном камне под нами и асфальт, который бесшумно рассыпался под нашими подошвами.
Я с усилием поднялась на ноги и посмотрела на Джима. Мне было просто необходимо спросить его об этом.
– Ты ведь не станешь делать ничего ужасного из-за этого?
Он прищурился, глядя на меня.
– Не выкинешь свою жизнь в помойку?
– Ты имеешь в виду самоубийство?
Предположение явно оскорбило его.
«Нет».
– Мне нужно идти.
Я развернулась и бросилась бежать. А когда он закричал мне вслед: «Беатрис, куда ты?», я запрокинула голову, обернулась и с диким хохотом крикнула:
– Я люблю тебя, Джим Мейсон! И всегда любила.
Я выскочила с парковки на шестиполосное шоссе. Водители засигналили. Какая-то женщина опустила стекло и заорала на меня:
– Уйди с проезжей части! Милая, что ты здесь делаешь? Милая!
Я слышала, как Джим зовет меня по имени. Закрыв глаза, я шагнула под цементовоз.
– Беатрис? Би! Беатрис!
Глава 22
Марта, Кип и Уитли ждали меня в библиотеке. Кэннона нигде не было видно.
– У тебя получилось, Би! – сказала Уитли, обнимая меня.
– Что произошло после того, как мы скрылись? – поинтересовался Киплинг.
Я ничего не ответила. Молча пройдя мимо них, я направилась прямиком в спальню на втором этаже. Несколько минут спустя, когда мои подозрения подтвердились – я нашла то, что искала, – я спустилась обратно вниз и объяснила им, где побывала. Я рассказала о том, как провела связь между упомянутым Видой человеком в костюме цыпленка, раздававшим шарики-сердечки, купоном на скидку в ресторане, который остался в деле Джима, и письмом в электронной почте Эдгара Мейсона.
Я рассказала об Эстелле Орнато.
Воцарилось долгое молчание. Наконец Уитли открыла свой ноутбук и погуглила это имя, потом зачитала вслух скудную информацию о гибели Эстеллы, которую выдал поиск, – четыре предложения в «Саут-Шор сентинел».
– «Стало известно имя четырехлетней девочки, погибшей в среду вечером во время автомобильной аварии в Уотер-Милле», – прочитала она.
– С. О., – сказала я, обращаясь к Марте. – Думаю, это сын Алонсо Орнато.
Разумеется, поиск по словам «Орнато» и «Принстон» выдал страницу на «Фейсбуке»: Себастьян Орнато, перешедший на второй курс. Вверху красовалась фотография Себастьяна в толстовке с эмблемой Принстона. Он был снят в университетской библиотеке, с улыбкой от уха до уха и растопыренными в победном жесте пальцами.
– Бедняжка уверен, что попал в Принстон совершенно самостоятельно, – сказал Киплинг.
– Не могу в это поверить, – мрачно сказала Уитли. – Я знаю, что семейство Джима способно на что угодно. Но стереть существование целого человека? Инсценировать новую смерть, которая выглядит более презентабельно и приемлемо для всех причастных? И при этом выйти сухими из воды?
– Это доказывает, что смерть Джима была самоубийством, – сделав глубокий вдох, заметил Киплинг. – Джим, наверное, чувствовал себя таким одиноким. Таким потерянным. Поэтому он взял велосипед, поехал на карьер и спрыгнул с обрыва.
– Я так не думаю, – отозвалась я.
Все с изумлением обернулись на меня. Я пересказала им то, о чем Джим поведал мне на парковке.
– Если это не самоубийство, что же случилось? – спросила Уитли.
Я порылась в кармане и, вытащив оттуда булавку со шмелем, положила ее на кофейный столик. Глаза Кипа расширились.
– Что это, малышка?
– Джим подарил ее мне в первый учебный год.
– А, точно, – подала голос Уитли.
– Разве ее у тебя не украли? – спросила Марта.
Я кивнула.
– Я только что нашла ее наверху, в шкатулке Уитли.
Уитли, побледнев, впилась в меня взглядом.
– Это ты ее украла, – обратилась я к ней. – Я знаю, что это ты. Ты же у нас известная клептоманка. Разве не так?
– Би, мне так жаль…