Проснись в Никогда

— Боюсь, придется устроить им пытку водой, чтобы они заговорили, малышка, — сказал Киплинг. — Но я в деле.

— Есть одна загвоздка, — подала голос я.

— Какая?

— Пробуждение.

— А что с ним не так?

— Оно длится всего одиннадцать целых и две десятых часа. Мы не успеем.

— Как это? — нахмурился Кип. — До Ист-Хэмптона лететь всего ничего. Мы будем в Уотер-Милле, поместье Мейсонов, меньше чем через два часа.

— Они не в Уотер-Милле. Мейсоны проводят каждое лето на Аморгосе.

Это остров в Эгейском море. Одиннадцать часов на самолете и три на катере. А потом еще надо подняться в гору, чтобы добраться до дома.

Судя по всему, они не очень-то мне поверили, поэтому я позвонила в нью-йоркскую квартиру Мейсонов на Пятой авеню. Мне ответила экономка, подтвердившая, что хозяева в отъезде.

— Они на вилле «Анна-София», на острове Аморгос? — спросила я.

— Да, верно. Хотите оставить сообщение для мистера и миссис Мейсон?

Джим называл их семейный летний дом в Греции «молочным коктейлем»: тот плавно стекал с утеса, откуда открывался вид на безбрежный морской простор. К большому неудовольствию моих родителей, я провела там с Джимом пять дней на летних каникулах перед третьим школьным годом. Эти пять дней, подернутых солнечной дымкой, стали калейдоскопом из выбеленных солнцем песчаных пляжей, пикников на свежем воздухе, лодочных прогулок на закате, греческой музыки и попыток Джима в свободное время заняться своим мюзиклом. И все же остров, вместе с головокружительным домом Мейсонов, остался в моей памяти как одно из самых нечеловечески прекрасных мест, виденных мной.

— Можно попробовать позвонить им по скайпу, — предложил Киплинг. — Привет, мы старые друзья Джима, звоним вам из чистилища. Требуем немедленно рассказать все, что вам известно о смерти вашего сына.

— Думаю, это тупик, — мрачно сказала Уитли.

— Не совсем, — подала голос Марта.

Я обернулась к ней, чувствуя, как по моей спине от страха бегут мурашки.

— Пора вам узнать правду.

— Ты о чем? — спросила Уитли.

Марта откашлялась.

— Никогда устроено несколько сложнее, чем вы считаете. Никто не замечал никаких странностей?

— Ну что ты, тут все совершенно обыденно, — с улыбкой отозвался Киплинг.

— А что мы считаем странностями? — уточнила я.

— Необычные сбои. Магнетизм. Нестабильность.

Мне немедленно вспомнилась плесень, отваливающиеся обои, шатающиеся деревья, падающие стеллажи, лопающиеся снежные шары, чернила, сочащиеся из папок в архиве.

Марта, судя по всему, знала, что это такое и в чем причина этого. Она порылась в своей объемистой сумке и вытащила тонкую черную тетрадку.

Я мгновенно узнала ее. Именно эту тетрадку Марта постоянно держала в руках на протяжении наших первых дней в Никогда — повсюду ходила с ней, останавливалась, торопливо записывала что-то и шла дальше.

— «Замечено в восемнадцать тридцать шесть, — прочитала она вслух. — На вершине клена сидит загадочная сова с пурпурным оперением, принадлежащая к неизвестному виду». — Она перевернула страницу. — «Услышано. Ряд песен восьмидесятых годов в исполнении группы „The Cure“, доносящиеся из каждой проезжающей машины и каждого дома».

Марта закрыла тетрадку и обвела нас взглядом:

— Помните, что сказал Хранитель? «Представьте, что сознание каждого из вас помещено в блендер. Блендер включают на полную мощность. Получившийся коктейль и есть настоящий момент».

— Ну да, — нервно отозвалась Уитли.

— Он говорил о физических принципах устройства Никогда. Рада сообщить вам, что они частично основаны на революционном шедевре Дж. Ч. Госсамера Мэдвика. И это моя вина.

— Что ты несешь? — спросил Кэннон.

— Я написала об этом романе исследовательскую работу в двести страниц. Я прочитала все редкие книги, посвященные ему. Все малоизвестные блоги. Я разговаривала с профессорами, экспертами и учеными. И даже наведалась к дочери Мэдвика на островок Белло-Коста у побережья Флориды, побывала в ее крохотной развалюхе на берегу отдаленной бухты с аллигаторами. Она позволила мне изучить записные книжки Мэдвика, которые не видел никто, кроме членов семьи, даже ребята из Гарварда, которые терроризируют ее запросами о передаче его архивов. Я просмотрела все одиннадцать записных книжек, переведя их с лурроскрипта, языка, придуманного Мэдвиком.

Бешеный поток слов прервался: Марта сделала перерыв, чтобы набрать в грудь воздуха.

И тут до меня дошло, что она говорит о «Темном доме у поворота», фантастическом романе, на котором она была помешана. Романе, о котором слышали только она сама и несколько таких же чокнутых психов, обретающихся в Интернете.

— Мое помешательство на этой книге превратило ее в нашу реальность. Я жила этим романом. Дышала им. Теперь он здесь, в Никогда.

— Но что это означает, малышка? — спросил Киплинг. В голосе его прорезались визгливые нотки. — Мы все уплывем в космос? И станем андроидами?

Марта склонила голову набок и ухмыльнулась. Стекла ее очков блеснули на свету.

Мое сердце ухнуло. Я не знала, что именно она собирается нам сообщить, но знала, что доверять ее словам не стоит.