Проснитесь, сэр!

Я оценил аспекты явления, и, должен признаться, мысли о Диане, краткое влечение к Бобьен испарились, сменились, исчезли. Никогда не видел такой поразительной женщины. Простенькое белое хлопчатобумажное платье едва вмещало ноги амазонки длиной шесть футов, великолепную грудь и нос. Какой нос! Самый невероятный нос, с каким я в жизни сталкивался. Огромный, мясистый, крючковатый, с раздутыми ноздрями размером со стрелковые очки. Этот нос смахивал на какой-то дикий нарост на дереве, хотя располагался посреди лица – овального, итальянского, римского. Волосы представляли собой густую темную кудрявую копну, а когда она подняла руки, я увидел под мышками сексуальные кустики по сторонам от полных грудей Софии Лорен.

Но решающую роль сыграл нос. Дело в носе. Есть французское выражение, которое описывает любовь с первого взгляда – coup de foudre,[46] – которое я обычно перевожу, может быть, не совсем точно, как пронзенное сердце. Именно это я испытал при виде Авы, с добавочным элементом: coup de foudre par le nez. Мое сердце пронзил ее нос. Я влюбился. Головокружительно влюбился.

Она наполнила тарелку едой и пошла через зал к столику, стоявшему позади нас. Я обернулся, глядя на нее. Она остановилась у стула, прежде чем сесть, посмотрела мне прямо в глаза. Солнечные лучи из окон насквозь просвечивали тонкое белое платье между ногами. Не знаю, может быть, мне привиделось, но я, кажется, разглядел обрисованный солнцем холмик, поросший дивными курчавыми волосами, и это означало, что на ней не было трусиков. Реальность или галлюцинация – я никогда не видел ничего прелестнее, бросив запретный взгляд на сокровища, обретя на мгновение рентгеновскую проницательность. Потом она уселась. Я в потрясении допил восьмой стакан вина.

Глава 18

Наедине с Бобьен в баре. Где-то по пути я переключаюсь с вина на портвейн. Желая еще выпить портвейна, выслушиваю нечто вроде истории жизни. Мои усы удостаиваются очередной пятибалльной оценки. Я почти готов к решительным действиям. Входит Тинкл

Я не так много выпил, всего около двух бутылок вина, но вскоре после видения того самого носа из жизни выпало почти полтора часа. Знакомое событие в моей пьяной карьере, но печень, должно быть, действительно размягчилась, если я переключился на автопилот даже после столь малого количества.

Очнувшись, обнаружил, что сижу в баре наедине с Бобьен, потягивая из стакана портвейн. Было уже половина девятого, на улице стемнело, в зале было сумрачно при двух горевших в углах лампах; стены окрашены в мрачный темно-красный цвет, годившийся для миллионеров девятнадцатого века, попивавших виски. Кругом стояли разнообразные диваны и кресла, создавая друг другу компанию. Я рылся в памяти, раскапывая, что туда просочилось за последние полтора часа. На поверхность ничего не всплыло. Видимо, я закончил ужин, выпил кофе, угостился десертом, после чего в какой-то момент оказался наедине с Бобьен, застав ее посреди монолога, возможно излагавшего историю жизни.

– …из-за этого я не раз убегала из дома. Когда мне перевалило за двадцать, жила в коммуне в лесах Орегона. Там все были вегетарианцами, постоянно меняли любовников…

Я вежливо кивнул – очень похоже на «Как вам это понравится»,[47] – но старался понять, что вокруг происходит, поэтому не уделял ей полного внимания. Проверил, не заблеван ли спортивный клетчатый пиджак. Нет. Очень хорошо. Шляпа валяется на полу, хотя в этом нет ничего особенно странного. Темные очки лежат в нагрудном кармане спортивного пиджака. Как ни удивительно, я себя чувствовал вполне трезвым, преодолев во время беспамятства алкогольное отравление, только внутри весь сжался, напрягся, не зная, как признаться Дживсу, что снова развязал практически без сопротивления и уже отключился. Даже не старался внушить ложное впечатление, будто пью за компанию. О боже, я обречен. Алкоголь меня погубит. Чтоб отбросить подобные мысли и вновь опьянеть, я прикончил стакан портвейна, но требовалось еще.

Мы с Бобьен сидели на диване оливкового цвета; она подобрала под себя соблазнительные голые ноги, одетая в элегантную серую юбку и персиковую тунику-безрукавку. Обнаженные плечи по-прежнему обнажены. Я заметил, что она сидит ко мне довольно близко. Отчаянно хотелось налить еще портвейна, только я не увидел бутылку. Бобьен продолжала нашептывать свой монолог, который было трудно прервать.