— Знаешь Алекс, у моего отца раньше была другая семья, первая супруга долго болела, после чего скончалась. — Я молча кивнул, поражаясь, насколько извратили реальность событий. — Но он не отчаялся и нашел в себе силы жить дальше и женился на моей матушке, не обладающей знатным титулом. Отец просто полюбил ее всем сердцем. Даже я сам не уверен, что изменил бы свое прошлое, если б мне предложили навсегда отказаться от любви и остаться здоровым. Я попробовал бы изменить исход, а не саму причину.
— Неужели оно того стоило? — не поверил я его словам, помня его недавнее состояние.
— Сам раньше ни за что не поверил бы, что это чувство настолько ценно.
— Ты не должен полностью винить себя в случившемся и давай закроем эту тему.
— Ты переживаешь за меня, так мило, — Энджил взял подушку, лежавшую на диване, и прижал ее к себе. — Я буду молиться, чтобы и в твоей жизни появилась любовь. Ты достоин этого, хоть и не веришь.
— Не стоит утруждать себя друг мой, я не верю, что Бог мне поможет. Я не выбирал себе такую жизнь, и как ОН мог допустить, чтобы я стал таким.
Энджил глянул на меня исподлобья:
— А ты не думал, что это не беды, а испытания? Благодаря этому нам необходимо чему-то научиться или что-то понять. Я уяснил, что своими поступками причинял боль людям и почувствовал каково это на себе. В том, что ты усомнился в Боге, нет ничего хорошего.
Последняя фраза для меня прозвучала как причина, повлекшая все мои дальнейшие беды.
— Сейчас моя позиция непоколебима, что бы ты ни говорил. Тебе я ничего не запрещаю, ты можешь верить в кого хочешь, ходить, где вздумается, но в разговорах на некоторые темы быть осмотрительным.
— Я это знаю. Общаться с малознакомыми людьми я по-прежнему не настроен. От их жалостливых взглядов, охов, ахов, слов сочувствия меня тошнит. — Он скривился от одной только мысли. — Тем не менее, у меня есть небольшая просьба: хотел бы пригласить портного, чтобы сшить новую одежду. Всегда мечтал о голубом камзоле с золотой вышивкой.
Наблюдая заметные улучшения в самочувствии Энджила, проявляющиеся в его действиях, я улыбнулся:
— Хорошо, распоряжусь об этом, — кивнул я. В свете возобновившейся темы разговора вновь возникла мысль, которую мне никак не удавалось выкинуть из головы.
Подойдя, я похлопал его по плечу:
— Попроси лучше у Бога любви для себя.
— Я попрошу любви для нас обоих, — тихо сказал Энджил, не думая, что я услышу его слова из коридора.
В тот ранний вечер, устав сдерживать набегающие подобно волнам мысли, я решил развеять сомнения, терзающие меня. Так получилось, что я заранее узнал, это вышло случайно, адрес, по которому проживали Илларион с Маргаритой. Прошло уже больше полгода, в которые мне удачно удавалось избегать встреч со знакомыми и я так и не навестил моих друзей, полностью поглощенный другими делами.
Чем ближе я подходил к дому, тем больше замедлял шаг. Наконец, совсем остановился у железного забора, тянущегося по периметру незначительных владений. Я помнил, что бывал здесь в детстве всего несколько раз, отчего-то родители Лари не любили, когда мы играли в веселые игры в доме или в саду. Нам обязательно делали замечания, чтобы мы не шумели, не трогали цветы и не подходили близко к любимым клумбам. Поэтому родители друга всплывали в памяти не более чем мутными пятнами.
Я подошел к окну одной из комнат на первом этаже, откуда доносились голоса, закрыл глаза, сосредоточившись, слушая.
— Лари, дорогой, осталось меньше месяца до назначенного приема, мне необходимо новое платье, да и Алексу с Алексоц потребуется новая одежда.
Глаза открылись сами собой: про кого она говорила?
— Марго, ты же знаешь, у нас были незапланированные траты в этом месяце, ты выписывала из-за границы шкаф, — он только перевел дух, собираясь продолжить, но его бесцеремонно перебила супруга:
— По-твоему, я должна была жить в комнате с новым интерьером и старым шкафом, совершенно не подходящим атмосфере? Ты меня разлюбил, да? Я так и знала, о боже, столько лет совместной жизни и вот такая бесславная кончина наших чувств. Как мы об этом скажем нашим детям? От них-то ты не откажешься?
Столько пустых слов, в которых я не услышал и капли эмоций, не почувствовал, что она дорожит этим человеком. Илларион просто стоял, опустив руки и потупив взор, слушая ее. Его поза, внешний вид, все существо кричало о нестерпимой усталости. Я помнил, насколько сильный был характер у Марго, совершенно подавивший нежное и трепещущее «я» Лари.
Я проник в сознание друга, желая узнать природу моего непонимания. Тут же несчастье Иллариона окутало меня облаком. Он все еще любил ее, и понимал, что эта любовь безответна. По сути, она никогда и не была взаимной.
Я узнал и причину удручающего состояния друга детства. Однажды произошел случай, когда Лари подслушал откровения Марго перед Богом.