– Опять ты про золото?! - Коваль, забывшись, хлопнул по колену правой рукой и чуть не завопил от боли.
– Я не про золото, Кузнец… - Жена подошла к нему вплотную, обвила шею руками. - У тебя столько шрамов, ты стал, как настоящий солдат… - Она поцеловала его в лоб, туда, где остался след от когтей. - Я говорю о том, что счастлива с тобой. Я говорю о том, что ни о чем не жалею. И мне грустно, когда я вижу, как ты не спишь ночью. Молчи, молчи, дай мне сказать… Когда ты веселый, я радуюсь вместе с тобой, потому что ты - мой мужчина. Но я вижу, как иногда ты скучаешь о другой женщине. Ты умный, ты был книжником, и до сих пор читаешь. Ты думаешь, что тебе нужна умная жена, такая, как Арина Рубенс. Умная, смелая, как воин, красивая, сильная. Я не такая, Артур, я не умею читать, я не всегда понимаю твои слова. Когда ты болел, когда Исмаил привез тебя из Москвы, и лежал целую неделю горячий, ты называл меня Наташей.
Я не хотела это вспоминать и никогда бы не вспомнила, но сегодня ты начал ругать меня из-за чужих мужчин… Эта Наташа, она была твоей женой до года Большой смерти, да? Ты любил ее, Артур, я понимаю. Она, конечно, была не такая дура, как я. Она умела читать и управлять мотором и еще много чего. Тогда женщины вели себя иначе, да? И ты много раз говорил с ней, пока лежал горячим, а мы тебя лечили. Ты говорил и просил у нее прощения. У меня ты никогда не просил прощения, Артур. И со мной ты никогда не говорил так, как с ней. Я многого не поняла, о чем ты говорил, но я не сердилась на тебя. Потому что ты мой мужчина, Артур Кузнец. Я и сейчас не сержусь… - Она поцеловала опешившего мужа поочередно в оба глаза. - Я только не хочу, чтобы ты думал, что я живу с тобой, потому что так решил Исмаил или кто-то еще…
– Я так не думаю! С чего ты взяла?! - Он чувствовал, что краснеет, и ничего не мог с этим поделать.
– Ты думаешь… - Надя закусила губу и на секундочку стала той же девчонкой, которую Коваль когда-то выносил из огня. - Ты думаешь, что счастье - это что-то громкое… Я не знаю слов, Артур. Ты думаешь, что в Питере тебе было бы лучше, потому что там столько людей и женщин… Знай только, что, если ты уйдешь и останешься там, я всегда буду тебя ждать. Всегда, пока земля не заберет меня…
36. Тайна старой бочки
– Так!! Это что за слезы?! - В дверях стоял Прохор Второй, баюкая на плече новорожденного медвежонка. Из-за его могучей спины выглядывали Анна и две лукавые мордашки ее дочерей.
Надя вскочила, утирая глаза, и завертелась, рассаживая первых гостей.
Артур чувствовал себя немного оглушенным и не сразу сообразил, что это такое горячее лизнуло его в нос.
– Вырастишь сам! - громоподобно вещал Прохор. - Если что, Четвертая тебе поможет. Самый сильный в помете, должен быть самым сообразительным. Николку не подпускай, не удержит. Эй, Клинок, ты меня слушаешь?
– Да, я слушаю, учитель… - Коваль перевернул медвежонка, ощупал лапы, заглянул в глаза. - Спасибо тебе, это дорогой подарок!
Анна принесла еще более ценный сувенир - полный набор оживляющих лекарских снадобий взамен того, что пропал вместе с конем на ярмарке. В многочисленных кармашках кожаного пояса в пузырьках и мешочках таились такие редкости, за которые любой озерный колдун отдал бы если не руку, то половину зубов. Причем Анна не рыскала по полям, она чувствовала растения издалека и никогда не запоминала их названий. Обе дочери, Третья и Четвертая, подарок приготовили сообща. Несколько странный выбор для девочек-подростков, но обе очень старались. В плотном мешочке гудел пчелиный рой.
– Это солдаты! - гордо заявила Четвертая. - Ты будешь их кормить, и они будут тебя защищать. Ты ведь не умеешь сам приручать пчел… - и немедленно получила подзатыльник от матери.
Пришел Исмаил и положил на стол нечто длинное, завернутое в промасленную тряпку. Присутствующие дружно закрутили носами. Коваль уже понял, что под ветошью скрывается металл. Такие подношения были совсем не свойственны лесному народу, стремящемуся избегать игрушек ушедших времен. Артур развернул тряпки и ахнул. Незнакомый ему "никонов", модификации двадцатого года со складным кевларовым прикладом, лазерной оптикой и вороненым глушителем на подвижном стволе. Четыре спаренных рожка патронов. Оружие буквально плавало в густой жирной смазке.
– Я тут подумал, - крутя ус, небрежно заявил Хранитель, - ты ведь не только с пчелами обращаться не умеешь, но и стрелок никудышный…
Грянул такой хохот, что подпрыгнула посуда на столе, а медвежонок со страху спрятался под лавку. В сарайчике заворчали проснувшиеся собаки.
– Спасибо, учитель…
– Сегодня я не учитель, - отмахнулся Исмаил, не скрывая удовольствия.