Просроченная виза

– Там-то все в порядке. Александр Борисович обнаружил-таки тело Силина. Со следами жесткого допроса. Как сказал судмедэксперт, недельной давности… Такие вот пирожки, дорогая моя. Примите соболезнования.

– А Элла – что?

– Переживает, естественно. Супруг ваш как?

– Не поняла.

– Ну я в том смысле, он как, делу помощник?

– Да какой, к черту? Извините, Вячеслав Иванович. Нету его уже. Укатил со своими проблемами.

– Ясненько. Ну тогда вы мне напишите заявление по поводу похорон, дам, сколько потребуется, дней и прочее. Будут трудности, звоните. Извините за беспокойство. А Элина должна тоже вот-вот подъехать.

– Вячеслав Иванович! – она воскликнула, будто испугалась, что Грязнов сейчас положит трубку и в доме опять воцарится мертвая тишина. – Простите… Я хотела спросить: известно уже, кто его так?

– Могу только предположить. Крутые ребята. Отморозки.

Шацкий маялся от невнятной тоски и вынужденного безделья. Лилька охотно приняла его: выходные были для нее пустыми днями. Его неожиданное появление – визит накануне был скорее традиционным, профилактическим, – да еще с дорожной сумкой в руках, с которой он обычно летал в командировки, подсказывало бывшей супруге, что Ванька наверняка сбег от сварливой милиционерки. И потому она, исключительно из застарелого чувства мести и когда-то ущемленного самолюбия, решила во всей полноте продемонстрировать незадачливому супругу, что он потерял, переметнувшись от нее к более молодой. И уж постаралась!

Представив на минутку предыдущее его посещение в качестве разминки перед длительным сафари или как легкий перекусон в «Макдоналдсе» перед пышным обедом в ресторане «Обломов», она устроила Шацкому такое пиршество, что он полностью отключился от всех своих служебных проблем. А его собственная месть жене показалась ему куда как сладкой. Так что, можно сказать, партнеры в своей яростной взаимной аргументации оказались вполне достойными друг друга…

Но – проходит ночь, наваливается закономерная усталость. И при ярком дневном свете лишенная макияжа стареющая кожа и явные морщинки при ближайшем рассмотрении делают страстное лицо подруги не столь привлекательным и возбуждающим, как давеча. А искусственно взбадривая себя, как бы насилуя желание, недолго дойти и до пресыщения, и уж тогда, как говорится, никакой подъемный кран не поможет. Лилька же, словно пожилая мадам из анекдота, вероятно, решила, что в последний раз, и та-акое вытворяла! Ха! Да кинуть все, забрать деньги и смыться к чертовой матери… подальше от всех!…

Из этого странного состояния – полубреда-полусна, перемежающегося вспышками окаянной страсти, – его, как ни странно, вывела сама Лилька. С некоторым пафосом она сообщила ему, что все его желания и даже капризы с лихвой перевыполнила, а теперь следовало бы и ему подумать о том, как наградить ее старания.

О гонораре, что ли, речь? Он сперва не понял, показалось – шутка. Нет, всерьез.

– И сколько ты хочешь? – спросил, изумляясь, как примитивно просто бывшая жена, а теперь любовница, которую он содержит, платя ей на фирме огромные деньги, превратилась в обыкновенную проститутку. Ну пусть не в самую обыкновенную, пусть в изысканную, с причудами, которой больше нечего бояться, да и терять, в сущности, нечего, но… ах, черт?

Она повела своими еще роскошными обнаженными плечами, будто услышала ну совершенно идиотский вопрос – это ж надо: сколько!

– Ты и сам уже мог бы догадаться. Речь не просто о деньгах!

– Значит, о больших?

– Об очень больших… – томно прошептала она, снова горячо наваливаясь всем телом и тем наставляя в бессчетный раз на путь истинный.

Отдышавшись и получив возможность соображать, он наконец понял, что речь не о финансах, а о нем самом. Лилька возмечтала вернуть беглого мужа в собственное лоно. И навсегда. Похоже, и она не переоценивала свои уходящие прелести, слава богу, здоровье не подводит, да и опыт стоит немалого, – значит, есть еще достоинства. И если он посмотрит на вещи реально, лучшего выхода для него нет. Вот тогда и он, и его деньги – все окажется здесь, в ее доме. От добра, как известно, добра не ищут.

И Шацкий подумал, что, возможно, она права. Чего ему дурью маяться? Ну погуляли, отдохнули друг от друга… И что, лучше стало? Кому?

– И шило на мыло не меняют! – нравоучительно заметила она, даже и не подозревая, что повторила недавнюю, высказанную им самим догадку.

Но если оба согласны, чего тянуть?! Надо немедленно отпраздновать нестандартное решение!

И они закатили себе праздник, каких очень давно уже ни у нее, ни, разумеется, у него не было. Как в молодости. Как в первый раз!

Или как в последний раз?

Утро понедельника он встретил выжатым досуха. Но при этом победно сиял. И было отчего: Лилия Михайловна порхала вокруг него и беспрерывно щебетала. Странное дело, может, впервые за прошедшие годы Иван Игнатьевич, с улыбкой наблюдая за ней, не испытывал ни малейшей тяжести. Она же, словно светясь изнутри и снаружи, признавалась, что тоже давно уже не испытывала такой опаляющей душу полноты ощущений. Пошутили, припоминая, где, согласно анекдоту, находится человечья душа…