Просроченное завтра

— Почти, девочка, почти, — говорил врач довольно громко, чтобы перекричать суетившихся медсестер.

Дима оглянулся и сбился со счета: откуда их столько? Только что было всего две. Или у него уже просто двоится в глазах?

— Ты либо коленку держи, либо не мешайся, — улыбнулся врач, и Дима отдернул руку. — Я тебе сказал коленку держать! Хелен, я вижу его. Вижу! Да скажи жене, что видишь голову, она же мне не верит!

— Вижу, — еле выдохнул Дима, не чувствуя уже ни сердца, ни ног, ни рук. — Ленка, еще чуть-чуть, — добавил он уже по-русски.

— Хватит! — перекрыл его голос крик врача. — Хелен, стоп…

— Ай кэнт! — простонала Алена свое «не могу» по-английски.

В руках врача уже лежала голова ребенка, но тут Диму боком оттеснила медсестра, и он увидел уже всего ребенка, когда врач плюхнул того Алене на живот.

— Что стоишь? — поднял он на Диму удивленные глаза. — Фотографируй!

Дима с трудом добрался до стула и чуть не выронил фотоаппарат из чехла, но когда навел объектив на маленькое тельце сына, твердость в миг вернулась в руки.

— Кто-нибудь на часы посмотрел? — послышался зычный голос врача, который впервые заговорил в полный голос. — Что значит, никто? И какое время рождения будем записывать?

Пока все сверялись с часами и мыслями, Алена схватила Диму за локоть.

— Дай мне камеру!

Голос прозвучал так же сильно, как и ночью, и Дима без разговоров сунул фотоаппарат Алене, которая тут же принялась щелкать фотографию за фотографией.

— Дмитрий!

Дима не понял даже, как в его руках оказались ножницы. Они сами коснулись натянутой пуповины, но нажать их он не смог.

— Не режут, — пожал он плечами.

— Режут, режут, — усмехнулся врач. — В первый раз всегда тяжело. Потом приноровишься. Давай, по одной жиле за раз. Давай уже. У тебя сын есть хочет, чего ты копаешься!

Дима выдохнул, но в руках так и не почувствовал недостающей твердости, но «надо» двигало ножницами, а может подстегивал детский крик. Он перекрывал в ушах бой его собственного сердца. Господи, Лена столько выдержала, а он пуповину перерезать не в состоянии!

Наконец ребенка, уже со всех сторон обтертого, но все еще синюшнего, отнесли на весы. Дима не знал, за чем следить: за показателями весов или за руками жены, крепко держащей фотоаппарат. Вот как так — ведь только что на полу валялась, а сейчас играет в заправского папарацци… А у него как тряслись руки, так и трясутся. Хорошо, что ребенка положили к груди. В изголовье есть на что опереться. Но рука нечаянно или нарочно, минуя его волю, подкрепленную здравым смыслом, скользнула на голову жены. Он нагнулся к ней и поцеловал — куда попал: кажется, в висок.

— Спасибо за сына.

Алена не подняла к нему головы. Он и не ждал: он сам смотрел на закрытые глаза новорожденного сына, нервно сглатывая вместе с ним. Только одному было вкусно, а второму — горько от сознания того, что он так и не сумел толком помочь жене. Она все сделала сама, а он так — в стороне постоял, даже не всегда жалея ее. Хотелось, чтобы все скорее закончилось. Вот оно и закончилось. Или только началось?

Малыш открыл глаза — они были темно-синими, но огромными. Он смотрел мимо него на мать и держал ее за палец, а он так — точно действительно примазался. Но потом, когда ребенка спеленутого положили ему в руки, Дима понял, что в его жизни появился кто-то, кто важнее всего, чего он когда-либо знал и любил. Сын.

Глава 29 "Спокойной ночи, малыши!"

Дима дрожащей рукой нажал на кнопку звонка — по всему этажу разнеслась мелодичная трель, возвестившая о рождении нового человека. Следуя по этажу за медсестрой, катящей перед собой люльку, он успел собрать с десяток поздравлений с отцовством от медперсонала и тех, кому еще только предстояло пройти через таинство или ужасы родов. На шее болтался фотоаппарат: нужно не сплоховать — иначе жена прибьет за некачественные фотографии.

В детской никого не было — и вся процедура с омовением, замерами и прививками прошла довольно быстро и для него безболезненно. У него, кажется, за эти бесконечные часы лицезрения Лениных мучений пропала всякая чувствительность. В палате он уселся в кресло и просто смотрел через прозрачные бока люльки на спящего сына.

— Думаешь, пора позвонить? — услышал он голос жены, хотя был уверен, что та наконец задремала.

— Пусть спят. Успеется, — отмахнулся он, потому что не чувствовал в себе сил для разговора с матерью.

Хотя Алена и поделилась с ним ужином, который им было не съесть даже вдвоем.

— Вы бы разобрали кресло, — заметила медсестра, зашедшая проверить самочувствие матери. — Удобнее будет.

Спасибо ей огромное. Сам бы он даже не проверил такой вариант, а теперь можно было вытянуться: кости болели, но сна ни в одном глазу. Кажется, сейчас у него выплеск гормонов. Не помог даже душ, который он принял следом за женой.

— Как хочешь, а я позвоню шефу. Стас точно не спит в такое время.

Дима повел шеей.

— Вот он уж точно первый человек, который должен узнать…

— Дим, мы с ним друзья. Тебе этого не понять..

— Не понять… Ты с этой работы сбежала в Америку, разве нет?