Простая история

Гиршл чувствовал, что отношение к нему изменилось. Он уже не был всеобщим любимцем. Прежде всего в собственной семье. Теща, которая раньше всем рассказывала, какой у нее замечательный зять, теперь смотрела на него холодно. Он стал для всех обузой. Еще год-два назад ему нечего было бояться армии. Однако сейчас была создана комиссия, которая не берет взяток. Это означало, что его призовут!

Нервы Гиршла были напряжены. Он потерял сон и аппетит. И даже если спал, то утром просыпался нисколько не отдохнувшим.

Он страдал от невралгических болей. Уже с утра у него болела голова, ноги и руки были тяжелые, его то знобило, то бросало в жар. Бывали ночи, когда Гиршл совсем не мог сомкнуть глаз. Прислушиваясь к дыханию Мины, он лежал не шевелясь, чтобы не разбудить ее, так как боялся, что, проснувшись, она захочет поговорить. Звуки ее голоса по ночам действовали на него как вбиваемый в стену гвоздь.

Первая ночь, проведенная им без сна, была странной. Она тянулась очень долго, каждый нерв его тела был напряжен, мысль часто отключалась. Несколько раз у него появлялось ощущение, будто случилось нечто важное. Когда же он пытался вспомнить, что именно, оказывалось — ничего! Услышав крик петуха, он встал, чтобы посмотреть, который час. Весь мир, кроме него, спит, думал Гиршл.

Встал он бледный и утомленный. Можно было бы оставаться в постели, но нервы у него были слишком напряжены, и сама кровать не обеспечивала желанного отдыха. На улице его поразили широко раскинувшееся небо над головой и посвежевшие за ночь земные просторы. Люди с румянцем на щеках, блестящими глазами и, вероятно, умиротворенной душой шли в синагогу. Автоматически Гиршл побрел за ними.

Пришедшие раньше уже закончили молитву, собиралась вторая группа молящихся. Через открытые окна старой синагоги веял свежий утренний ветерок. Открыв Талмуд, Гиршл заметил, что уголок одной страницы загнут. Он сам загнул его в тот день, когда впервые стал работать в лавке. Из попытки читать текст ничего не выходило. Несколько лет назад никакой сложный отрывок не затруднил бы его, а сейчас он не мог вспомнить значение самых простых арамейских слов.

Гиршл не стал обращаться к врачу. Ведь бессонница — не болезнь, не медицинская проблема! Он не искал докторов, они искали его. Все старались дать ему совет. Кто-то рекомендовал выпивать перед сном сладкий чай с коньяком, кто-то — чистый ром. Иногда он пробовал первый рецепт, иногда — второй, иногда — оба: пил чай с коньяком перед тем, как лечь спать, и ром — когда просыпался ночью. Утром он отвратительно себя чувствовал и, если бы не кофе, вообще не держался бы на ногах.

Когда бодрствуешь ночью, слышишь самые разные звуки: то лают собаки, то телеги с грохотом проезжают мимо дома, то раздается пьяная песня или тишину нарушает громкий разговор людей, возвращающихся из кабака. Однако рано или поздно шум прекращается, и только время от времени поют петухи. Ложась в постель, Гиршл чувствовал себя скорее мертвым, чем живым, но одной мысли о пронзительном крике этой отвратительной птицы было достаточно, чтобы отогнать всякий сон.

Он смотрел в потолок и явственно чувствовал, как ползут минуты и часы, зажмуривал глаза в надежде задремать. Именно тогда и начинали нагло кукарекать петухи, а теплый запах, исходивший от постели Мины, вместо того, чтобы усыпить его, только заставлял думать, что она забрала себе весь сон и не оставила ему ни капельки! Может быть, она научилась спать в пансионе?

«Господь узрел, что Лия была нелюбима…» У Яакова были две жены, одну он любил, другую — нет. Возникает вопрос: если он уже нашел ту, которую полюбил, зачем Бог дал ему другую, чтобы ненавидеть ее? И почему он должен был сначала жениться на той, которую не любил? Неужели для того, чтобы было кого ненавидеть? В конце концов через семь лет Яаков получил свою любимую. И что же та сделала? За мандрагорово яблоко отдала его своей сестре.

«А Ханне он давал двойную долю…» У Эльканы тоже была любимая жена, которой он давал вдвое больше, чем Пнине. Что остается человеку, который не может дать любимой женщине ничего, потому что уже все отдал нелюбимой?

Такие мысли имели как дурную, так и хорошую сторону. Дурными они были для Мины, хорошими — для Гиршла, они уводили его от других проблем. Однако ему не удавалось забыться ни на минуту: только он погружался в размышления на библейские темы, как начинали петь петухи. Он смотрел на жену и завидовал тому, что она так крепко спит.

Мина спала очень тихо. Ее узкая кровать стояла рядом с кроватью Гиршла, и он мог слышать ее дыхание. Она ему не мешала, но тот факт, что она сама спала, не давал ему мыслить. Стоило ему подумать о чем-то, как звук ее дыхания заставлял его переключаться на другое. Это напомнило ему рассказ о двух деловых партнерах, отправившихся в совместную поездку, в которой один из них был убит.