Простая история

Николь совсем не обижала его улыбка, и взгляд не причинял неудобства: Джеф смотрел на неё с таким выражением, какое бывает, если люди смотрят на что-то красивое и нежное. Бережность его взгляда была непривычна, так никто на неё не смотрел. Ни мама, ни папа. В их взглядах было все: забота, поддержка, неудовольствие, одобрение, осуждение, строгость, даже иногда понимание, что угодно! Но вот так неожиданно, до щекотания слез в кончике носа, просто взглядом, мягко поощрить, кроме Джефа не смог ещё никто.

– Джеф! – Шепнула она.

– Нас потеряют, – тихо предупредил он в ответ.

Но не шевельнулся и выражение его глаз не изменилось, позволяя Николь чувствовать его взгляд, наслаждаясь этой нежностью ещё некоторое время. Она неосознанно тянулась к силе его взгляда, не в состоянии оторваться.

– Надо ехать, – так же тихо повторил он.

Взял её лицо в ладони, словно изучая его руками, как слепой. Его пальцы легко, едва касаясь, знакомились с ней. Она неотрывно разглядывала его, запоминая эти знакомые черты снова и снова. Всё в нём казалось до боли родным, близким, своим. Николь удивлялась: как так могло получиться, что она столько времени не видела его и они так долго жили, не встречая друг друга? Вот Джеф чуть прищурился, немного улыбается. О чём он думает? Выражение лица какое-то озабоченное, словно он хочет задать вопрос.

Джефу даже не пришло в голову, что эта его ласка может подействовать на Николь, дразня. Наконец поймал сам себя на этом. Остановился, приглядываясь к её размышлению с неожиданным томлением. Прижал её к себе.

Николь не хотелось шевелиться. Джеф! Так близко, совсем рядом! Джеф! Такой сильный, красивый. Она чувствовала кончиком носа жесткий край воротника его сорочки, её подбородок легко задевала тонкая дужка очков в кармане, его дыхание согревало её щеку. Чуть прикрыв ресницами глаза, она разглядывала его точёные линии профиля, точечку родинки на правой щеке, чётко очерченные губы. Его облик был невероятно, непередаваемо чист, не замутнён той пошлостью, которая ежечасно окружала её.

Захваченная восторгом и испытывая настоящее счастье, она ощущала свободу, как человек, наконец-то избавившийся от груза, так долго терзавшего его. И от этой свободы стало так холодно и страшно, что из глаз опять потекли непрошенные слезы, видно их накопилось в ней незаметно слишком много. Та бездна, которая жила внутри неё с момента посадки самолёта, растворилась и превратилась в бездну будущего, у которой стоит Николь. Исчезни Джеф и туда рухнет всё.

Она после лагеря прониклась своей слабостью, ощущая своё бессилие в жизни как отраву, как что-то жалящее и ранящее. Это было новое чувство, непривычно вошедшее в её жизнь. Раньше у неё не было проблем борьбы со страхами: можно было пойти в церковь, посидеть там и всё вставало на свои места, даже если вокруг было всё очень плохо. Но сейчас и это не помогало. Её зависимость от родителей вынуждала постоянно помнить о своём бессилии, заботила и пугала до холодных спазм где-то внутри. Сама того не замечая, она ещё крепче вцепилась в Джефа, причиняя боль, поскольку натянула рукава на плечах и воротник куртки с железными вставками, заставляя их врезаться в шею. Он даже не поморщился, разглядывая её.

– Что? – Спросил тихо.

– Мне страшно, – прошептала она, проникшись ростом леденящего кома внутри.

– Боишься, что может что-нибудь случиться?

– Не знаю, – она сдвинула брови домиком, поглощённая своими ощущениями и не заметив его чуткого понимания, принимая его, как должное.

Покачала головой. Попыталась честно объяснить:

– Мне сейчас стало так легко, будто я освободилась от давления и так страшно, что трудно дышать. Словно что-то может случиться. Я чувствую мою уязвимость и мне от этого плохо, – в его движении она угадала кивок: его щека легко задела её волосы сверху вниз и обратно.

– Послушай, Ники. Хочешь, могу тебя поддерживать, когда тебе нужно. Идёт? Я всегда буду с тобой, как только я тебе понадоблюсь. Только позвони. Даже если работаю: теперь ты знаешь, что у нас там можно отсидеться.

– И отоспаться, – слабо улыбнулась Николь. – Тебе было очень неприятно то, что я тебе рассказала?

Джеф помолчал, не шевелясь и не отпуская её: размышлял почему возник такой вопрос. Может, он сделал что-то, что обидело её? Его опасение причинить ещё большие разрушения в ней, после того как по её душе так качественно прошлись сапогами, диктовало ему сейчас предельную осторожность. Спросил, смягчая голос:

– Почему ты так решила?

– Потому, что ты так ударил по тормозам, что я прикусила язык. И тогда я подумала, что зря я это всё начала, но уже не могла остановиться.

Джеф покачал головой, чувствуя щекой, как её, трепещущие от его движений, волосы тянутся за ним, прилипая к коже.

– Нет. Не зря. И нет, не неприятно. Просто больно. Я сразу врубился, откуда ветер дует. Потому что прочувствовал это лето на собственной шкуре. Мне пришло в голову: если бы я позвонил тебе ещё весной, как хотел, то этого не было бы. Не жалей, что рассказала, давай не будем иметь секретов?