Простая история. Том 3

И потянула её за собой в гостиную, нещадно протащив её по коридору. Там Нора растерянно смотрела, как она включает там Джефову "квадратуру", наполняя пространство тяжестью металла, как то ли танцует, то ли занимается аэробикой. Она некоторое время ошеломлённо сопровождала взглядом движения Николь, но сама не делала даже попытки сдвинуться с места.

– Ну давай же, Нора, да оторвись ты немного! Что ты такая зажатая? – Посмеивалась Николь, пытаясь её растормошить. – Это нетрудно. Зато хорошо расслабляет.

– Да не могу я так быстро! – Жаловалась было Нора.

Николь, отмахнувшись, подтянула её за руку поближе к себе и легонько покрутила в разные стороны, заставляя пошевелиться. Нора, такая маленькая по сравнению с ней, показалась просто игрушечной и Николь почувствовала себя великаншей, вынуждая её бегать и подпрыгивать. Наконец, Нора не вытерпела и рассмеялась.

– Где быстро? – приподнимая брови, поинтересовалась Николь. – Нужно просто почувствовать напряжение ритма, тут не скорость нужна, а твои эмоции. Просто ощути, как внутри тебя движется музыка, плыви в ней.

С Норой заниматься тенсигрити оказалось веселее, чем одной. Николь отчаянно скучала, когда Джеф был занят. Его гимнастика так плотно вошла в её жизнь, что Николь научилась поднимать себе настроение с помощью прежних уроков Джефа. Но одной заниматься просто неинтересно. Николь не собиралась Нору чему-то учить. Просто сейчас её внутренний дискомфорт требовал сброса. И лучше, чем под музыку это было не сделать.

Нора рассматривала то, что она делает почти с изумлением. Она честно старалась не отставать от Николь, танцевала и танцевала неплохо, но Николь, сама не замечая этого, все время сбивалась на ритуальные движения. Они её успокаивали. И именно это успокоение так удивляло Нору. Её напряжённость тем больше росла, чем спокойнее становилась Николь. Николь присмотрелась к её растерянности.

– Я тебя что, шокирую? – Спросила она нервничающую Нору.

– Не нравится мне такая тяжелятина. И танцуешь ты странно. Это и танец и нет: не совсем эстетично, но призывно, надо признаться.

Николь понимала её. Трудно к таким вещам отнестись без опаски впервые.

Потом вспомнила, как она первый раз увидела работу Джефа. Засмеялась над своим прежним смущением. Легко погладила Нору по плечу. Бедная, Стив тоже иногда бывает таким занудой. Значит, Норе расслабиться трудно. Надо будет ещё когда-нибудь с ней так попрыгать.

– Ну и пусть не нравится, пусть призывно, никого же нет. Ты просто проникнись этой твёрдостью ритма. Я же тебе не об эстетике толкую. Раскрепостись ты.

Вскоре у них стало получаться вполне слаженно. Нора неплохо вжилась в деятельное ощущение такой разрядки, вдохновения только не хватало.

– Надо было заняться этим до кофе, – выдохнула она, когда они закончили.

– Идея в голову не пришла, – с согласным покаянием откликнулась Николь

Предрождественский день начался для Джефа задолго до рассвета. Непривычное напряжённое ожидание рывком подняло его с постели, вселяя тревогу и беспокойство, заставляя привести себя в порядок, обостряя мысли, подстегивая чувства и почему– то вызывая нервную дрожь.

Сегодня крещение. Окончание прошлого. Пропасть. У него было ощущение, сходное с падением. Пике. Нажимаешь педали, Джеф? И как, получается? Ну, дожился.

Проснувшись, он босиком промаршировал на кухню, ощущая ковровую мягкость под ногами и там, усевшись верхом на стуле, задумался, пытаясь разглядеть в окнах хоть что-то среди непрозрачной черноты скрытного утра. Впервые осознанно пришёл в голову вопрос: а что дальше? Не прежние примерные расчёты: "башня" – Николь, "башня" – пенсия" или "башня" – Николь, переезд, какой-то другой вид деятельности". А именно: что будет жить дальше в его мозгу? Всё его прошлое промелькнуло перед ним.

Родители. Мировоззрение их вполне им разделялось, просто в силу их авторитета. До тех пор, пока не пошло вразрез с его способностью выжить.

Тогда связь порвалась. Но, пожалуй, только опираясь на своё прошлое, он заново создал своё мировоззрение. Если бы не его одинокое отрочество, не видать ему аэродрома, как своих ушей. Так и пялился бы всю жизнь в микроскоп или спектрометр, что-нибудь да определяя. То клетки, то прошедшие века. Как мечтал для него отец. И дело тут даже не в гибели отца и мамы – все теряют родителей раньше или позже. Дело в том, что их мировоззрение настолько мешало его собственному росту, что он чувствовал себя центром свалки в курятнике, где все куры дружно выражают своё деятельное сочувствие одной, имеющей рану.

Смерть родителей уничтожила в нём основу, за которую он держался в жизни, на которой до этого он создал свою жизнь. Вот что было больно.