Простая услуга

Я на время выключилась, вспомнив свой блог. Я постоянно слышу подобные речи от мамаш. Но Эмили не такая. Как бы мне донести до этих двоих мысль, что с исчезновением Эмили что-то по-настоящему не так?

Тем временем копы перешли к вопросам о том, связывался ли Шон с кем-нибудь из подруг и родных Эмили.

– Я ее подруга, – сказала я. – Ее лучшая подруга. Я из тех, кому она сказала бы…

Сержант Моллой перебил меня:

– Семья? Близкие родственники?

– Ее мать живет в Детройте, – сказал Шон. – Но я уверен, что Эмили не поехала бы туда. Они с матерью уже много лет не слишком ладят.

Я была потрясена. Эмили внушила мне, что у них с матерью теплые – хоть и не особенно близкие – отношения. Эмили с таким сочувствием слушала, когда я рассказывала про своих маму и папу.

– Есть идеи, почему? – спросила офицер Бланко.

Ну какое отношение нелады Эмили с матерью могут иметь к ее исчезновению? Эти двое, должно быть, свято верили, что их жетоны и форма дают им право совать нос во все, что им только придет в голову.

– Моя жена не любила говорить об этом, – сказал Шон. – Какие-то разногласия из отдаленного прошлого. В любом случае, ее бедная мать страдает деменцией. По словам жены, старуха не всегда точно знает, кто она и где находится. Ее то заносит в реальность, то уносит из реальности. Она думает, что ее муж – который умер десять лет назад – все еще жив. Если бы не ее сиделка…

– Пусть так, – сказала офицер Бланко. – Когда люди попадают в беду, они часто стремятся в дом своего детства, место, где они впервые ощутили себя в безопасности.

– Могу гарантировать вам, что моей жены там нет. В том доме она определенно не чувствовала себя в безопасности. А почему вы считаете, что моя жена попала в беду?

Возможно ли, чтобы Шон лгал? Эмили никогда не упоминала, что у ее матери слабое здоровье. Она упоминала только, что ее мать терпеть не могла родинку у нее под глазом и вела кампанию за то, чтобы ее удалить. Эмили сопротивлялась – в основном чтобы продемонстрировать неповиновение, – но следствием конфликта стал пожизненный комплекс из-за этого маленького темного пятнышка.

А я всегда верила, что мы рассказываем друг другу все обо всем.

Полицейским не терпелось убраться отсюда и написать рапорт. А может, им не терпелось в патрульной машине снова приступить к делу, от которого их отвлекли. На прощание они попросили дать им знать, если Эмили объявится, и обещали, что детектив свяжется с нами через день-два, если все останется как есть. Через день-два? Серьезно?

В дверь снова позвонили. Это оказался сержант Моллой.

– И еще кое-что, – сказал он, как Питер Фальк в старой серии “Коломбо”. Я чуть не прыснула. – Надеюсь, в ближайшее время вы не планируете других поездок в Европу, – обратился он Шону.

– Я буду здесь, – холодно ответил Шон. – В смысле – у себя дома. Со своим сыном.

Услышав, что патрульная машина выехала с подъездной дорожки, я сказала:

– По-моему, нам необходимо выпить.

– Определенно, – согласился Шон.

Я налила нам по двойному бурбону, и мы сели за кухонный стол, потягивая бурбон и ничего не говоря. Почти приятное чувство – пить, ничего не говорить, чувствовать, что после столь долгого перерыва в доме снова мужчина. Но потом я вспомнила, зачем Шон здесь. И пришла в ужас – в который раз. Я сказала:

– Может, тебе стоит позвонить ее матери?

По крайней мере, мы бы что-то делали. Мне хотелось быть рядом, когда Шон станет звонить. Эмили или утаила от меня часть важной информации о себе, или лгала Шону. Или Шон лгал полиции. Все эти версии не имели смысла. Зачем ему лгать о подобных вещах? А зачем ей?

– Конечно, – ответил он. – Стоит попробовать. В крайнем случае, поговорю с ее сиделкой.

Шон набрал номер. Мне хотелось попросить его включить громкую связь. Но это выглядело бы странно.

– Здравствуйте, Бернис, – начал он. – Мне страшно не хочется беспокоить вас, но Эмили, случайно, с вами не связывалась? О, конечно. Я подумал – нет. Нет, все отлично. Думаю, она уехала в командировку. А я только что вернулся. С Ники все прекрасно, он оставался у друга. Я совсем не хочу беспокоить вас… – Пауза. Потом Шон сказал: – Конечно, я поговорю с ней, если она хочет. Рад слышать, что у нее один из хороших дней.

Еще одна пауза, потом:

– Добрый вечер, миссис Нельсон. Надеюсь, у вас все хорошо. Я хотел спросить: ваша дочь вам не звонила?

Пауза.

– Эмили. Нет-нет. Я так и думал. Пожалуйста, передайте ей от меня привет, если увидите ее. И берегите себя. До свидания.

Когда Шон положил трубку, на глазах у него были слезы. Я почувствовала себя отвратительно из-за того, что я такая мелочная и подозрительная. Какие бы смешанные чувства я ни испытывала к Шону, Эмили была его женой. Мамой Ники. Шон любил ее. В этом мы с ним были единодушны.

– Ах, бедная старуха, – сказал Шон. – Она спросила: “Дочь? Какая дочь?”

Услышав это, я почти порадовалась, что смерть моей матери была милосердно внезапной и мне не пришлось видеть, как мама исчезает по частям.

– А что насчет семейного домика на озере? – спросила я. – В Мичигане? Куда вы, ребята, ездили на твой день рождения. Эмили не могла уехать туда?