Прости грехи наши… Книга вторая

Парень торопливо сиганул в кабину, словно хотел скорее спрятаться от своего прошлого. Однако когда они проезжали мимо их бывшего дома, воспоминания сжали душу мальчишки, будто новая тугая пружина. Он заметил, мелькнувшие наличники на окнах были выкрашенные совсем другим цветом…. Ванькино сердце екнуло. Там жили новые хозяева, и, казалось, прошлая жизнь просто пригрезилась ему или приснилась. Не было никакого Ваньки Крушинина, Григорьев Иван всегда жил на этом свете. Даже ненаглядные вишенки под окном, все также буйно цветущие пенящимся свежевыдоенным молоком, поглядывали с прохладцей, свысока. Они вымахали до середины крыши. Ванька, помнил их маленькими, как он сам… Их ветки горячо хлестнули по встревоженной памяти. Несмотря на волнение, парень заметил: одна из них была спилена, та, с которой он набирал матери ягоды, в последний раз… Подбородок у Ваньки задергался. Он не хотел больше возвращаться сюда. Никогда!

– Так, ребята, – взволновано наставляла литераторша, – Когда Лякишева закончит свой рассказ и заиграет музыка, встанете и подарите тюльпаны ветеранам.

– А по сколько цветков дарить, Нина Юрьевна? По одному или по два?

– Дурак, – шлепнул спрашивающего по макушке одноклассник и хихикнул, – По два на кладбище носят, а они пока еще живые!

– Не юродничай, Мухин! – бросила сердитый взгляд на шутника учительница, – Посерьезнее, ребята. Это наши гости, а цветков должно быть нечетное количество.

– Ого, сколько орденов! – воскликнул Стриж, глядя на входящего в актовый зал бывшего разведчика.

Нина Юрьевна с чувством проговорила:

– Эта наша живая история, ребята! Вот, для этого и необходимы такие встречи, чтобы вы знали и помнили.

– А у меня тоже дед на войне был! – сказал кто-то.

Учительница вздохнула.

– Все, начинаем.… Включайте «Смуглянку»!

Встреча проходила в теплой, почти домашней обстановке. Обычные бабушки и дедушки, если не считать многочисленных наград на их груди, добродушно беседовали с молодым поколением, почти также как со своими внуками и внучками за чашкой чая на кухне.

– Ариночка…, – легонько толкнула учитель девочку.

Арина, худенькая, светловолосая, с жиденькой косой, поправила очки. Было заметно, как она волнуется. Выступающая кашлянула в кулак.

– Просим, Няня! – донеслась чья-то одинокая негромкая реплика.

– … У нас у каждого в классе есть кличка, – наконец, начал не в тему школьница.

Нина Юрьевна удивленно посмотрела на нее.

– У меня – Няня…, – по залу прокатился смешок.

– А, меня, друзья, Ежиком называли, деточка! – подбодрил девчонку ветеран. Металл ярко заблестел на его кителе под светом электрических ламп, – Потому, что я сопел во сне…

Смех усилился. Пожилые гости начали переговариваться, вспоминая свои истории. Когда народ успокоился, Арина продолжила:

– А связано это с моим именем. Меня зовут Ариной…

– Родионовной! – весело выкрикнули снова.

– Нет, – жестко оборвала девчонка, – Павловной. Я хочу сказать, – и ее маленькое существо преобразилось, голос стал уверенным и четким, – Что горжусь своим именем. Невзирая, ни на какие прозвища, потому, что назвали меня так, в честь моей бабашки – Арины Васильевной Лякишевой – боевой летчицы, героя Советского Союза, сбившей сорок немецких самолетов, и погибшей за нашу Родину, за меня… еще не родившеюся… под Калининградом….

Наступило пронзительное молчание. Учительница, подавив ком в горле, смахнула выбежавшую наружу слезу.

– Молодец, Лякишева…

– Эта ее фотография, – дрожащими пальцами показала девочка залу, пожелтевшую от времени карточку, – Только одна и сохранилась…

Квадратик старой картонной фотобумаги, с блеклым, едва различимым изображением, сам по себе ни о чем не говорил. С задних рядов, вообще, был виден лишь маленьких клочок бумаги, но ощущение соприкосновения с чем-то великим, значимым, а именно с историей, даже не семьи Лякишевых, а всего советского народа, народа-победителя, потрясал присутствующих школьников и взрослых, осыпая мурашками по коже.

– Вот, так Няня…

Мероприятие закончилось.

– Круто, Лякишева! – сказали пробегавшие мимо мальчишки, – она с недоверием посмотрела на них, – Не, на самом деле круто…

– Я прямо чуть не разрыдался! – изобразил издевательскую гримасу всем известный задира из параллельного «В», Мухин. Он тоже спешил, и не понятно специально или случайно, выбил из рук девочки дорогое фото. Последнее, упало, отпечаток пыльного каблука остался на нем.

В глазах девчонки появились слезы. Она наклонилась, чтобы поднять фотокарточку. Оказавшийся рядом Ванька передернулся. Парню вспомнилось черно-белое фото Анны, тайничок в зарослях шиповника… Его заколотило изнутри.

– Стой! – остановил девочку Ванька, и крикнул, – Муха!

– Чего тебе?! – обернулся недовольный сверстник.

– Вернись на минутку, – попросил вежливо Ванька.

Заподозрив не доброе друзья, попытались остановить его.

– Оно тебе надо, Гриша?

Но парень, проигнорировал их.

– Зачем звал? – подошел Мухин и вылупил на Ваньку, свои большие, на выкате глаза.

– Подними! – потребовал Иван, указав глазами на фотографию.

– Чего?!– ухмылка перекосила лицо подростка, – Гриша, ты – больной?