Прости грехи наши

— Хорошо… — сказал Шюке. — Некий знатный дворянин и двое его детей в прошлом году заблудились в районе этой деревни. Через некоторое время их тела были найдены в речке, протекающей по территории Домина — одного из наших приходов. Тела всех троих были варварски изуродованы и разрезаны на части. Это произошло еще до того, как Премьерфе нашел эту деревню. Его преосвященство Акен отправил тогда к верховью реки людей, чтобы они попытались выяснить обстоятельства этих ужасных убийств, но посланные им люди вернулись ни с чем. Потребовались настойчивость Акена и мои догадки по поводу десятины, чтобы прийти к выводу, что эта деревня существует. Окончательно подтвердил ее существование Премьерфе. Но пока еще нет каких-либо оснований считать, что именно жители этой деревни совершили подобное варварство. В общем…

— Странно, — сказал Ги. — Никто ничего не знал об этой деревне вплоть до ее неожиданного обнаружения? В сельской местности обычно очень долго хранятся воспоминания о тех или иных явлениях, пусть даже в форме былин или преданий.

— В том-то и дело, что нет, — ответил Шюке. — В этой местности все очень быстро забывается. В отличие от городов, в наших деревнях не ведется никаких письменных хроник. Родственника, умершего от старости всего лишь двадцать лет назад, зачастую путают с каким-нибудь предком, почившим за столетие до этого. Примерно то же самое произошло и с этим затерявшимся приходом. Рассказы о его существовании стали казаться некой древней легендой. О нем практически ничто не напоминало. И об этой дате — я имею в виду 1233 год — стало известно из архивов Церкви. Думаю, будет излишним рассказывать вам, что, после того как были найдены трупы в речке на территории прихода Домин и была обнаружена эта деревня — о чем стало известно нашим прихожанам, — по Драгуану и его приходам поползли всевозможные слухи.

Огонь в печке уже полыхал вовсю. Приятное тепло наполнило келью. Шюке положил в сундук личное дело молодого священника и затем принялся укладывать на место остальные вещи, вытащенные им из сундука покойного епископа.

— Отец Ги, — продолжил викарий, после того как замкнул сундук, — я не буду гадать о том, что намеревался сказать вам епископ. Я был всего лишь его скромным помощником. Однако мы… мы прекрасно понимаем, что, если вы сейчас откажетесь от этой трудной задачи…

— А как называется эта деревня?

— Эртелу. Говорят, что даже волки[27] избегают этого дьявольского места.

— Тем лучше. А то эти серые твари мне уже надоели. Кто сможет сопроводить меня туда?

— Ну… Безусловно, ризничий Премьерфе. Он ведь и нашел эту деревню. Однако его будет трудно уговорить. Все, что касается данного дела, вызывает у него болезненную реакцию. Да и погода явно не располагает к такому долгому путешествию. Дорога…

— Я подберу нужные слова, чтобы уговорить его, — перебил Энно Ги, вставая со стула. — Не переживайте. Мне не хотелось бы засиживаться здесь, в городе. Я вернусь сюда, когда приедет преемник Акена. А завтра ризничий отвезет меня в ту деревню.

Шюке кивнул, не зная, что на это возразить. Он положил на стол акт о вступлении в должность нового кюре и финансовую ведомость епархии. Энно Ги без тени сомнения подписал оба документа.

Викарий попытался разглядеть на лице молодого священника признаки волнения, но безрезультатно. Лицо Ги было бесстрастным, как восковая маска. Подобная невозмутимость была, наверное, свойственна великим отцам Церкви. А еще — отшельникам, размышляющим в своих пещерах о смысле бытия. Во всяком случае, такими представлял себе отшельников Шюке. Когда он заговаривал о них с Акеном, тот неизменно отвечал:

— Они — не обычные люди, Шюке. Они — личности!

5

На следующее утро Энно Ги спал допоздна. Ни Шюке, ни другие монахи не решились будить его ни на шестичасовую, ни на девятичасовую утренние молитвы. Кюре ночевал в маленькой келье, находившейся на первом этаже. Эта аскетически обставленная комната использовалась главным образом для размещения больных, а не странников. Ее единственное окно было плотно заколочено монахами. Накануне вечером, перед тем как лечь спать, Энно Ги пришлось повозиться, прежде чем ему удалось открыть окно. Он долго смотрел на ночной город и на видневшиеся на горизонте леса. Наутро комнату наполнил яркий солнечный свет. Снежная буря за ночь утихла, и снег, толстым слоем покрывший улицы Драгуана, искрился под солнечными лучами.

Священник прочел псалмы, стоя в ногах своей кровати. Затем он, взяв кувшин с водой, побрил себе подбородок и тонзуру. Надев рясу, сшитую из материи в два слоя, и кожаную обувь, священник вышел из кельи, прихватив с собой пустую бутылочку для лечебного настоя и мешок с едой, принесенный ему Шюке еще прошлым вечером.

Длинные коридоры дома каноников оказались пустыми. Все окна были закрыты прочными ставнями. В воздухе чувствовался запах свечей, от горения которых под сводчатым потолком образовалось похожее на туман марево.