Прости меня

Возьми меня с собой...

умолял и звал женский голос.

Там, в стране чужой,

Буду тебе чужой...

Aх, милая моя,

Взял бы я тебя.

Но в стороне чужой

Чужая мне не нужна."

Шорох листьев и шорох шин.

Мы стояли с ней у чугунной ограды набережной, смотрели, как темный, слитый с темной водой буксир тянет медлительную темную массу баржи или еще чего-то. Зябкий фонарик плыл в темноте, зябкий плеск шел от буксира, печальный осенний звук. На том берегу звенела музыка, светилось, вращалось таинственным кругом по темному небу колесо в парке.

Под нами, в осенней холодной воде, плескались электрические желтые блики. Но когда на соседнем кинотеатре вспыхивал фонтан рекламы, вода становилась огненно-красной, переливчатой, как пламя.

- Вы никогда не скажете, кто вы?

- Я физик. Самый что ни на есть обычный физик,

- Все необычные говорят про себя так.

- Вы не верите?

- Нет, я вам теперь очень верю.

Она сказала "очень". Разве я чем-нибудь заслужил это "очень"?.. Была только ненормальная скорость, был вечерний город, была грустная песенка. Больше ничего.

- Тогда, на дороге, я вам не верила.

- Конечно, вид у меня - разбойник с большого тракта.

- Вы сердитесь?

- Уж-жасно.

- Прошу вас, не сердитесь.

- Я подумаю.

- Вы не искали машину?

- Какую машину?

- С фонариками... Вот как на этом буксире... Я бы нашла ее на вашем месте.

- И что?

- Сказала бы спасибо, ну еще что-нибудь.

- Я не знаю номер.

- А я помню. МОИ-80-06.

- Спасибо, я запишу... Нет у вас карандаша?

- Нет у меня, взять не успела. Вы позвоните мне, - девушка улыбнулась, - я вам напомню.

- А телефон тоже записать нечем...

Она засмеялась. Ее глаза были рядом. А я, самоуверенный, читал в них примерно такое: "Раньше не догадался?"

Одинокий холодный фонарик тонул в черноте. Я снял и мягко положил ей на плечи, как это принято в романах, мою куртку.

- Холодно, - сказала девушка.

- Поедем домой?

- Я хочу в кино.

Кажется, мы понравились, отметил я про себя.

- Как все-таки тебя зовут? - неожиданно переходя на "ты", спросил я.

- Меня? - что-то внимательное было в ее темных от ночной реки, от мглистого блеска воды, окаймленных зыбкой тенью глазах.

Потом она, по-моему, слишком долго не отвечала. Потом она тихо, почти неслышно спросила:

- Вы так долго не решались об этом спросить? Почему?

Смешная, подумал я, просто не догадался.

- Вас об этом спрашивают, наверное, сразу, а я не хотел, как все...

Мой пустяковый ответ неожиданно показался ей, не знаю чем уж там, исполненным значенья, смысла, намека на что-то, чему, кажется, в эту минуту она и я, мы оба, должны были непременно удивляться и радоваться. Но чему?

Девушка точно вздрогнула. Я почти слышал, как таинственные пружинки, стеклянные пружинки, вдруг зазвенели, запрыгали в ней. Таким волнующим был ее взгляд.

- Это, наверное, как в стихах. Правда?

- Какие стихи? - рассеянно спросил я.

- "Так и с тобой мне придется разминуться..."

- С кем разминуться?

Она, эта улыбчивая девушка, снова улыбнулась:

Так и с тобой мне придется разминуться.

Скоро твоя ;лимолетная станция.

Сможешь едва на прощанье откликнуться

Дым на мелькнувшем перроне останется...

Почему слабый голос ее над рекой, над изменчивой плывущей глубью, в плеске и шуме звучал для меня громко и ясно? Почему был он таким нежным?

Лучше с тобой мне теперь не знакомиться...

В этой назад убегающей дымепи

Долго лицо твое будет мне помниться

Даже милей почему-то без имени...

Вот оно что! Кажется, я начинал постигать неуловимый плеск воды, стеклянный перезвон таинственных пружинок.

- Правда, хорошие стихи? - спросили пружинки.

- Кто их написал?

- Один знаменитый безвестный поэт, - она засмеялась.

- Как же все-таки зовут? - я чуть было не сказал "пружинки".

- А вы не поверите.

- Я начинаю верить всему.

- Меня зовут Лада.

- Ну что же, пусть будет Лада.

- Не верите?

- Верю.

Лада. Очень уж... Лада. Но даже если ты придумала себе

такое название, пусть будет Лада. Потому что все, начиная

с туманной дороги, все - до стеклянных пружинок и беско

нечно бегущей воды, наивных стихов и ночного шороха, тем

ных твоих ресниц и непонятных слов - это все так идет к

имени Лада.

Пусть будет Лада, если тебе так хочется. Если ты при

думала, я не удивляюсь. Очень тебе идет - ЛАДА...

Этого я не сказал вслух. Но так я подумал. И теперь уже я разглядывал ее лицо, стараясь принять, осмыслить новое для меня... Только неправда, это не новое. Просто потерянное где-то в бегущем плеске, шорохе, давно забытое, не навсегда забытое. Не навсегда.

- Я хочу в кино, - сказала девушка. - Слышите, второй звонок.

Мы успели купить билеты. Протиснулись в теплый, меркнущий зал, устроились где-то сбоку, и я подумал, что невероятно долго не был в кино.

Вспыхнул экран. Потом...

Вот и гадай - где найдешь, где потеряешь!

Я больше не видел экрана.

Я не помню картину.

Лада слегка тронула меня за рукав. Близко были встревоженные глаза.

"Что с вами?" - спрашивали они.

- Ладушка, мне так повезло! - слишком громко сказал я. Так повезло.

- Я не понимаю...

- Тише, граждане, - цыкнули слева.

- Ладушка, все меняется.

- Не понимаю... пожалуйста.,.

Я поцеловал ее руку.

- Не мешайте, граждане!

- Все меняется, Ладушка. Все!

- Не понимаю...