Прости меня

Кто-то незнакомый сидел у нас в аппаратной. Шеф подвинул к нему дюралевый столик с бумагой, с отточенными карандашами, навел подсветку и встал рядом с ним, заложив руки за спину.

- Когда будет накладка? - спросил он.

Шеф говорит "накладка", я говорю "передача".

- В одиннадцать пятнадцать и сорок четыре секунды, - ответил оператор.

- Минута с хвостиком, - сказал я.

На ближнем экране медленно просиял ровный по цвету глубокий синий фон. Как, бывает, ложатся такие синие тени под елкой зимой на снегу, в лунные ночи.

- Опять увидим что-нибудь молитвенное?

По голосу можно было понять - Шеф улыбается.

- Наверное, - ответил я, - вчера так и было.

На синем плеснуло что-то белое, разнеслось кругами, вздрогнуло, ясный звук проник в аппаратную, как в открытую форточку.

- Айла, айла, айла!..

Там, по экрану, шла в синеве молодая женщина. Загорелыми руками она держала над головой наполненный чем-то влажным, поэтому, наверное, сверкающий на солнце кувшин.

- Айла, айла, айла! - звала женщина.

- Айля, айля, айля, - передразнил кто-то невидимый тонюсеньким голоском.

Гибкая женщина расплескала кувшин и сдвинула брови, как-то слишком притворно, забавно.

Милая, милая, не пропадай, пожалуйста, ну еще немножко. Ну подожди... Я хоть взгляну, какой на тебе наряд, какие бусы, какой узор на кувшине...

Видение погасло. Замер отдаленный звук, похожий на песенку-дразнилку.

- Время? - спросил я.

- Четырнадцать секунд, - ответил Шеф. - На две секунды больше... На этот раз ни одного молитвенного жеста.

- И картинка не прыгала, - сказал оператор и включил свет.

Кажется, у всех у нас были довольные физиономии.

- Банальные кадры...

В аппаратной сидел незнакомый человек. У нас посторонние как-то сразу привлекают внимание.

- Вот, познакомьтесь... кинорежиссер... большой человек в области кино... Вам понравилось?

- А вам?

- Это самые замечательные на всем белом свете картинки, сказал я.

- Может быть. Но сделаны, мне кажется, плохо.

Режиссер говорил уверенно, громко, почти выкрикивая. Так разговаривают пилоты, привыкшие к постоянному гулу больших аэродромов.

- Как по-вашему, что было на экране? - спросил я.

- Несомненно, телевизионная документальная передача.

- Вы уверены?

- Да.

- Почему?

- Видите ли, передача была не только документальной, нехудожественной, передача была неумелой, непрофессиональной.

- А можно ли по такой небольшой передаче...

- Можно, можно, смею заверить, - он вышел на середину аппаратной. - Когда вы сидите в кино... вы, я надеюсь, ходите в кино?

- Ходим. Даже на детские сеансы, - необычайно вежливо сказал оператор.

- Ну так вот, - кивнул гость, - вам на экране все кажется легким, простым. Так ведь?

- Угу, - ответил наш оператор.

- И вот перед вами ходят актеры, спорят, едят, пьют. Кадры меняются перед вами, действие бежит или тянется нудно и долго, если фильм скучный. Вы не замечаете постановки маленького кадра, не знаете, что порой все мгновенные позы героев составляет, придумывает, рисует главный человек в кино - режиссер.

- Не замечаем, - вздохнул оператор.

- А для меня каждый кадр - это маленькое живописное произведение, созданное большим художником. Или ремесленником!.. Иногда кадрик живет секунды, но по тому, как он скомпонован, освещен, в какой крупности взят, можно видеть руку создателя... Кино делают иногда великие живописцы, но встречаются нередко мазилы, пачкуны.

- Значит, кино,, которое мы с вами только что видели... начал Шеф.

- Сработано плохо, неряшливо. Неряшливо! На левой стороне кадра зияла пустота, хотя фигура шла вправо. Над головой женщины слишком большое пространство. Ноги могли срезаться в любой момент. А ноги у нее необычайно красивы. Такую походку прятать... Затем ограда, кусты, ненужные тени, все движение было на правой, перегруженной стороне. Я бы взял крупнее, много левей, чуть выше, но в противоположной диагонали.

- Вы заметили даже тени?

- Конечно.

- Вам и такая мелочь не понравилась?

- В кино мелочей нет... Вы не представляете, что иногда не ко времени вымытая голова героини фильма заставляет прекращать съемку на три-четыре дня!

Горластый, небольшого роста, с резким движением рта, напористый человек, он распушил, унизил наши картинки, наше маленькое чудо.

Мне стало грустно. Я видел, как оператор вот уже минут пятнадцать усиленно трет бархоткой зеленый глазок на пульте. Наверное, всегда так бывает, если кто-нибудь шутя сделает неказистым, жалким твое маленькое тайное чудо.

- В нашей передаче вы заметили руку мазилы, так?

- Во всяком случае, никакая солидная студия такие кадры не выпустит. Похоже на скверную любительскую съемку.

- Но рука любителя могла сделать игровой, художественный фильм. А вы сказали, что кадры документальны. Вы уверены?

- Конечно... Почему я так решил?.. Во-первых, не было ритма. Камера неподвижна, действие затянуто. Не было игры, постановки. Но главное - звуки. Все было перемешано: стук и шелест, плеск и голос. Была так называемая звуковая грязь.

- По-вашему, передача все-таки была телевизионной? вкрадчиво спросил я.

- А как же иначе? - ответил он. - Экран, телевизор...

Вот оно что! Просто не может представить себе ничего другого.