Прости меня, твою убийцу

И вдруг всплыла фраза, которая окончательно рассеяла сон, да так, что Вера даже села на постели. «Да здесь рано или поздно информация просачивается. Думаешь, ты одна здесь прячешься?» Откуда она просочилась к самому Вове-Кабарданчику, Вера знала – «мать, наверное, сказала». То есть повариха или работница столовой знает все про Веру. Но откуда она-то знает? Первый человек, который мог бы быть в курсе, – это директор Саватеев. Получается, что Саватеев связан каким-то образом, может через других лиц, с матерью Кабарданчика. Или они просто друзья, может, любовники, или же все гораздо проще – директор делится всем со своей женой, а та, в свою очередь, с поварихой. Или же Саватеев рассказывает что-то своему сыну, а тот – приятелю, другу Володе.

Они, вся компания, знают, что Вера прячется здесь! Именно это царапнуло и теперь не давало покоя. И вот откуда нездоровая зависть этих людей, неприязнь и одновременно уважение к Вере. Ведь если она прячется, то, понятное дело, как дочка крупного бизнесмена, у которого конфликт с конкурентами или бандитами. Значит, ей, Вере, грозит реальная опасность!

Надо будет рассказать отцу, что директор – болтун, ему доверять нельзя. Хотя откуда ей знать, с кем именно из «Отрады» договаривался отец или его люди? А что, если не с директором, а с кем-то из персонала, кто под видом отдыхающего присматривает за Верой? Может, этот человек и проболтался кому-то?

В какой-то момент Вере стало противно думать обо всем этом. Ну, узнали, и ладно. Главное, что у отца все «устаканилось», скоро уже за ней приедут, и она вернется к своей нормальной жизни. С парнем своим она рассталась еще полгода тому назад, характерами не сошлись. Да он просто козел! Грубый и без мозгов. Поэтому возвращаться будет легко, ее никто не ждет (кроме отца, само собой, да сестры Сашки, которой запретили звонить Вере), а потому никому не придется объяснять свое исчезновение. В университете отец наверняка все уладил, и она вернется к учебе. Все будет хорошо. Придет время, она встретит хорошего парня…

Ее сморило, и она уснула.

5. Сентябрь 2019 г.

Вера открыла глаза и увидела себя в незнакомой комнате. Поначалу испугалась, но потом все вспомнила. Николай, кафе на набережной, она замерзла, сначала заказали вина, потом водки; лифт, в котором они с Николаем поднимались очень долго, ванная комната, большое белое полотенце… Гостиница «Словакия», номер, спальня… Получается, что она расчувствовалась во время их разговора, вспоминая убийство Наташи, напилась, и Николай привел (или приволок?) ее сюда. Гостиница находится прямо на набережной. Что ж, может, оно и к лучшему, что он не повез ее к себе домой, где она вряд ли почувствовала бы себя в безопасности. Гостиница– это все-таки более или менее нейтральная территория.

Подушка рядом была не примята. Получается, что она спала в кровати одна.

– Ау… – тихонько позвала она. – Люди!

Из соседней комнаты послышались звуки – скрип кровати или дивана, а может, и кресла, затем шаги, и вот в спальню вошел Николай. Одетый, к счастью. Заспанный. Вера посмотрела в окно – шторы были плотно задвинуты. Из-за них в спальне было темно, или уже наступил вечер, ночь?

– У меня проблемы, – сказала она, не контролируя покатившиеся слезы, – простите меня. Я вся на нервах. И так почти три года.

– Ничего, бывает. – Он подсел к ней на кровать и обнял ее. Но не как женщину, которую ему хотелось бы завалить в постель, воспользовавшись ее слабостью и беспомощностью, а просто по-дружески, как человек, который ее давно знает и всегда готов прийти на помощь и успокоить. И вдруг поцеловал куда-то в шею. Губы его были горячими и сухими. Он даже не поцеловал, а словно провел губами по ее коже. Нерешительность? Деликатность? Осторожность?

Она тогда так и не поняла, чего ей самой-то хотелось, чтобы он повел себя грубо, опрокинул ее на кровать, к примеру, и набросился на нее или, наоборот, чтобы убаюкал ее, как ребенка, прижав к себе и целуя в лоб или ушко.

История про Егора, которую ей пришлось скомкать в дурацком разговоре с Николаем, когда она приняла его за человека, посвященного в тему исчезновения Горы, повисла в воздухе. И вот сейчас, когда она почувствовала себя совсем уже слабой и ей захотелось, чтобы ее поняли наконец и поддержали, она, свернувшись калачиком и уложив свою голову с растрепанными волосами на колени Николая, принялась рассказывать ему о своей любви к погибшему жениху.

Она разговаривала, рассказывала так, как если бы Николай был существом бесполым и вообще даже каким-то нереальным, который слушал ее исповедь внимательно, не перебивая и не осуждая за те подробности, которые она до этих пор держала в себе.